2 октября. В этот день:
1828 год
Петербург. Пушкин вызван к главнокомандующему графу П.А. Толстому, который объявляет ему мнение государя: «…я его слову верю. Но желаю, чтобы он помог Правительству открыть, кто мог сочинить подобную мерзость и обидеть Пушкина, выпуская оную под его именем». Пушкин по размышлении просит разрешения написать письмо лично императору и тут же пишет его. Вручает графу Толстому конверт с письмом.
Петербург. Пушкин присутствует на втором представлении оперы Дж. Россини «Torvaldo e Dorliska» в Большом театре.
Петербург. Пушкин – на вечере у князя В.А. Долгорукого.
Петербург. О.М. Сомов пишет Н.М. Языкову: «Не знаю, доставил ли Вам барон экземпляр «Цветов» нынешнего года, в которых есть и Ваша одна пьеса, к покойной няне Пушкина, сообщённая нам самим Пушкиным и напечатанная по его пожеланию…».
1829 год
Москва. Пушкин пишет заметку («Возвратясь из путешествия, узнал я, что г. Б<естужев>, пользуясь моим отсутствием, напечатал несколько моих стихотворений») – протест против действий издателя альманаха «Северная Звезда» М.А. Бестужева-Рюмина, напечатавшего несколько стихотворений Пушкина без его ведома. Ниже текста на свободной трети листа Пушкин рисует карандашом профиль Н.Н. Гончаровой.
1830 год
Болдино. Пушкин пишет введение к циклу полемических заметок, объединённых общим заголовком «Опровержение на критики» («Будучи русским писателем»); датирует цикл «2 окт<ября>»: «…нынче в несносные часы карантинного заключения, не имея с собой ни книг, ни товарища, вздумал я для препровождения времени писать опровержение на все критики, которые мог только припомнить, и собственные замечания на собственные же сочинения».
Болдино. Пушкин пишет «Глухой глухого звал к суду судьи глухого» – вольное переложение эпиграммы П. Пелиссона «Трое глухих» .
Болдино. Пушкин работает над циклом полемических и автобиографических заметок, вызванных журнальными баталиями вокруг его сочинений: в «первый присест» он пишет серию заметок, состоящую из 20 отрывков («Критику одной песни в Сев. пчеле», «Шутки наших критиков», «Молодой Киреевский», «Отчего издателя Лит. Газеты», «В одной газете», «Голиков говорит», «Возвратясь из-под Арзрума», «Граф Нулин», «В В. Евр. с негодованием говорили», «В свете Граф Нулин», «Безнравственное сочинение», «Кстати, начал я писать», «Перечитывая самые бранчливые критики», «Habent sua fata libelli» < Книги имеют свою судьбу>, «Байрон знал Мазепу», «Прочитав в первый раз в Войнаровском», [В одной газете официально сказано было], «Одним из великих наших писателей», «В другой газете», «Иной говорит»), в последующие — ещё почти столько же.
Турин. С.А. Соболевский пишет С.П. Шевырёву в Рим: «Теперь ни одного уж нет в Москве, ибо Алек. Серг. <Пушкин> женящийся, и Баратынский женившийся — уж не люди».
1831 год
Варшава. Получив от В.А. Жуковского сборник «На взятие Варшавы», граф И.Ф. Паскевич пишет: «Прошу Вас принять нелицемерную мою благодарность за присланные строфы и сообщить таковую же Александру Сергеевичу Пушкину, столь много обязавшему меня двумя отличными своими сочинениями. Стихи истинно прекрасные и богаты чувствами народной гордости…». Сожалея о том, что «сладкозвучные лиры первостепенных поэтов наших» отказались воспеть достопамятные события Персидской и Турецкой войн, Паскевич выражает удовлетворение тем, «что настоящие дела храбрых… возбудили огонь истинной поэзии…».
Петербург. В № 222 «Северной Пчелы» напечатано объявление: «Альманах Северные Цветы на 1832 год издаётся Пушкиным».
Москва. С.Т. Аксаков пишет М.П. Погодину: «Обратимся к „Петру». Нельзя было предполагать, чтобы Жуковский и Пушкин не приняли в нём участия… Но… одного литературного участия не довольно; надобно, чтоб они оказали вам… помощь и с другой стороны <Аксаков намекает на хлопоты через Д.Н. Блудова и А.Х. Бенкендорфа о напечатании трагедии Погодина>… мы все кланяемся в ножки Пушкину за оглавление нового романа!.. Вот так надобно казнить бездельников и не судить их, как литераторов» (имеется в виду статья «Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем», напечатанная в 15-м номере журнала «Телескоп» за подписью Феофилакт Косичкин»).
1832 год
Москва. Задуманная Пушкиным процедура по перезакладу в Опекунском совете кистенёвских крестьян оказалась трудноосуществимой; Пушкин не успевает закончить дел и выдаёт доверенности: М.И. Калашникову на получение бумаг от нижегородских властей и П.В. Нащокину на ведение всех дел в Москве. Позже Пушкин напишет жене: «На силу успел написать две доверенности, а денег не дождусь. Оставляю неоконченное дело на попечение Нащокину».
1833 год
Болдино. Пушкин пишет письмо жене: «Милый друг мой, я в Болдине со вчерашнего дня — думал здесь найти от тебя письма, и не нашёл ни одного. Что с вами? здорова ли ты? здоровы ли дети? Сердце замирает, как подумаешь. Подъезжая к Болдину, у меня были самые мрачные предчувствия, так что не нашед о тебе никакого известия, я почти обрадовался — так боялся я недоброй вести. Нет, мой друг: плохо путешествовать женатому; то ли дело холостому! ни о чём не думаешь, ни о какой смерти не печалишься…». Рассказывает о последних днях путешествия: о пребывании в Уральске, о заезде в Языково, о трудностях поездки по осеннему бездорожью. Говорит о плохих дорожных приметах и сетует: «Того и гляди, избалуешься без меня, забудешь меня — искокетничаешься. Одна надежда на Бога да на тётку… Честь имею донести… я перед тобою чист как новорожденный младенец. Дорогою волочился я за одними 70 и 80-летними старухами — а на молоденьких засцых шестидесятилетних и не глядел». Пишет об удачной беседе в Берде с 75-летней казачкой, помнящей Пугачева. «Теперь надеюсь многое привести в порядок, многое написать… и к тебе с добычею».
Болдино. Пушкин начинает писать о пугачёвщине — на согнутых пополам листах, оставляя поля в полстраницы для поправок и дополнений.
Болдино. Пушкин начинает работать над несколькими замыслами, зафиксированными в одной рукописи. Вверху страницы записывает фрагмент плана автобиографических записок — «Вторую программу записок» («Кишинёв — приезд мой из Кавказа и Крыму — Орлов — Ипсиланти — Каменка…» и т.д.). На этой же странице — ниже — черновые наброски стихотворений «Когда 6 не смутное влеченье» и «Осень» («Хладна, сурова Подходит осень»). На внутренней половине двойного листа записывает четыре первых стиха из сербской песни «Три величайших печали» и сразу же переводит: «Соловей, мой соловейко…», — один из подступов к замыслу «Песен западных славян».
Болдино. Пушкин пишет «В поле чистом серебрится» – черновой набросок «дорожной» элегии.
В поле чистом серебрится
Снег волнистый и рябой,
Светит месяц, тройка мчится
По дороге столбовой.
Пой: в часы дорожной скуки,
На дороге, в тьме ночной
Сладки мне родные звуки,
Звуки песни удалой.
Пой, ямщик! Я молча, жадно
Буду слушать голос твой.
Месяц ясный светит хладно,
Грустен ветра дальний вой.
Пой: «Лучинушка, лучина,
Что же не светло горишь?»
Языково. A.M. Языков пишет сёстрам: «Пушкин заезжал к В<есселю> <семейное прозвище Н.М. Языкова> из Оренбурга и Уральска, прожил у нас два дня почти, рассказывал много литературных новостей; в обществе он очень забавен, и время с ним мы провели весело; зимой обещал быть в Симб<ирске>, он просидит до января в Нижегородской деревне близ Абрамова…».
1834 год
Пушкин в дороге от Болдина до Москвы.
1835 год
Михайловское. Пушкин отвечает на «сердитое» письмо жены и с этого начинает своё ответное послание: «Получил я, ангел кротости и красоты! письмо твое, где изволишь ты, закусив поводья, лягаться милыми и стройными копытцами… Надеюсь, что теперь ты устала и присмирела. Жду от тебя писем порядочных, где бы я слышал тебя и твой голос — а не брань, мною вовсе не заслуженную, ибо я веду себя как красная девица. Со вчерашнего дня начал я писать (чтобы не сглазить только). Погода у нас портится, кажется осень наступает не на шутку. Авось распишусь…». Спрашивает о здоровье Е.И. Загряжской, о П.А. Плетнёве, Карамзиных, Мещерских.
Тригорское. Вечером Пушкин – в Тригорском, записывает в альбоме Анны Н. Вульф строки из «Онегина» и начала стихотворения Кольриджа «Жалоба»:
«Простите ж, сени,
Где дни мои текли в глуши,
Исполнены страстей и лени
И снов задумчивой души…
How seldom, friend, a good great man obtain etc. <Как редко, друг! добрый великий человек получает, англ> 2 oct. Trigorsk.».
1836 год
Петербург. После публикации повести Н.В. Гоголя «Нос» в «Современнике» происходит разговор между Пушкиным и Е.Ф. Розеном, считающим юмор Гоголя грубым и неэстетичным. Розен интересуется, почему Пушкин решил снабдить эту повесть своим примечанием. На что Пушкин, по словам Розена, отозвался так: «…странность фарса требовала оговорки; уверял меня, что в самом деле смеялся при чтении „Носа» и тиснул его, полагая, что этот фарс может смешить и других. Стало быть, достоверно, что этот „Нос» смешил Пушкина!», — Розен был уверен, что Пушкин считал себя обязанным распространять репутацию Гоголя среди всех слоев читателей, чтобы доставить ему всеобщее одобрение.
