Пушкинский сайт

В настоящее время пушкинисты всерьез занялись разработкой того плотного (по точному определению В.С. Непомнящего –  от слова «плоть») слоя пушкинского наследия, который, «являя нам свою оче­видную, бытовую, сторону», был и во многом еще остается «необы­чайно загадочным, словно подтверждая… что быт причастен таинст­венности бытия»¹. Значительной частью этого слоя является графика Пушкина.

А.М. Эфрос² ввел в научный оборот понятие пушкинского графи­ческого дневника и дал инструмент для его изучения ‒ своеобразную «азбуку», которая, в частности, позволила ему и другим исследовате­лям уточнить события личной и творческой биографии поэта и расши­рить круг лиц, явившихся объектами внимания Пушкина-графика.

Цель настоящей работы — попытка «узнать» еще нескольких геро­ев портретной галереи поэта и расшифровать на этой основе одну из его «тайных» записей.

…Лицейский друг Пушкина, Иван Иванович Пущин, посетил его в Михайловском 11 января 1825 г. и, проходя через комнату Арины Родионовны, залюбовался одной из крепостных девушек:

«Вошли в нянину комнату, где собрались уже швеи. Я тотчас за­метил между ними одну фигурку, резко отличавшуюся от других, не сообщая однако Пушкину моих заключений. Я невольно смотрел на него с каким-то новым чувством, порожденным исключительным по­ложением: оно высоко ставило его в моих глазах, и я боялся оскорбить его каким-нибудь неуместным замечанием. Впрочем он тотчас прозрел шаловливую мою мысль, улыбнулся значительно. Мне ничего больше ненужно было: я, в свою очередь, моргнул ему, и все было понято без всяких слов.

Среди молодой своей команды няня преважно разгуливала с чул­ком в руках. Мы полюбовались работами, побалагурили и возвратились восвояси. Настало время обеда. Алексей (слуга Пущина. ‒ В.О.) хлопнул пробкой, начались тосты за Русь, за Лицей, за отсут­ствующих друзей и за нее»³.

Как убедительно доказал в своей книге «Пушкин и мужики» П.Е. Щеголев⁴, фигурка, которую Пущин с симпатией описывает в своих воспоминаниях и за которую они пьют шампанское, ‒ Ольга Калаш­никова (1806 – не ранее 1840), дочь управляющего имением Михайловское Михаила Ивановича Калашникова (1774‒1858). С начала 1820-х г.г. М. И. Калашников управлял Михайловским, а с 30 января 1825 г. до конца 1833 г. — селом Болдиным.

Калашников служил «в дворне» еще при Иосифе (Осипе) Абра­мовиче Ганнибале, деде поэта по матери. Брат Иосифа, Петр Абра­мович Ганнибал (1742-1822), в 1794—1796 г.г. был псковским гу­бернским предводителем дворянства и постоянно жил в своем имении – селе Петровском, в нескольких верстах от Михайловского. Пушкин посетил его летом 1817 года.

Сохранился в небольшом отрывке записанный 19 ноября 1824 г. рассказ поэта о посещении Петра Абрамовича: «… попросил водки. Подали водку. Налив рюмку себе, велел он ее и мне поднести; я не поморщился и тем, казалось, чрезвычайно одолжил старого арапа. Через четверть часа он опять попросил водки и повторил это раз 5 или 6 до обеда»… Первый биограф Пушкина П.В. Анненков отмечал, что водку, которой Ганнибал угощал поэта, гнал он сам, а Михаил Калашников, в то время слуга престарелого Ганнибала, помогал ему.

Мы видим, что М.И. Калашников уже в молодости был отличен хозяевами от других крестьян. Конечно, он перенимал кое-какие (ино­гда не лучшие) привычки господ, но жил, конечно, по-крестьянски. Пушкин был знаком с женой Калашникова — Василисой Лазаревной (около 1778 — 11 марта 1834), их сыновьями Василием. Гавриилом, Иваном, Петром и Федором, а также с семьей Федора. Василий в 1830-е г.г. находился в услужении у Пушкина в Петербурге, а Гавриил сопровождал поэта в поездке в Казань и в Оренбург в 1833 году.

Быт крестьянской семьи Калашниковых был интересен для Пуш­кина, и кто знает, какие строки «Евгения Онегина» были плодом этих наблюдений. Вполне вероятно, они отложили отпечаток и на описан­ный в романе «Евгений Онегин» быт семьи Лариных, отличавшийся, разумеется, от семейного быта Калашниковых (но и от быта Осипо­вых-Вульф из Тригорского, с которыми дружил Пушкин).

Известен черновик стихотворения Пушкина «Весна, весна, пора любви…». Оно написано весной 1827 года⁵. когда Пушкин уже полу­чил долгожданную свободу:

Весна, весна, пора любви,
Как тяжко мне твое явленье.
Какое томное волненье
В моей душе, в моей крови…
Как чуждо сердцу наслажденье…
Все, что ликует и блестит,
Наводит скуку и томленье.
Отдайте мне метель и вьюгу
И зимний долгой мрак ночей<. >

Последние две строки стихотворения при воспроизведении его в печатных изданиях отделяют от предшествующего текста чертой. В оригинале (см. рис. 1) нет ни черты, ни пробела; за черту принята линия, которой зачеркнута предыдущая строка. Стихотворение счи­тается незаконченным, но мысль Пушкина представляется выраженной достаточно ясно. Ошибочно, конечно, мнение о какой-то «декабрист­ской» теме стихотворе­ния⁶ или о том, что в нем «утверждается невозможность полностью отрешиться от тяжелых кошмаров зимнего ночного одиночества». Скорее, наоборот.

С этим стихотворением перекликается отрывок, написанный поэтом в период с 20 января по 10 февраля 1825 г.⁷, т. е. еще в ссылке (и в начале «связи» с дочерью старосты Михайловского, Ольгой Калашни­ковой⁸):

Скажи мне, Ночь, зачем твой тихой мрак
Мне радостней<…>

Во второй половине декабря 1824 г. Пушкин пишет брату Льву: «Мне дьявольски не нравятся п<етербургск>ие толки о моем побеге. Зачем мне бежать? здесь так хорошо!»⁹

Вернемся к стихотворению «Весна, весна, пора любви…». Кого нарисовал Пушкин левее строк «Отдайте мне метель и вьюгу // И зимний долгой мрак ночей» (см. рис. 1)?

Рис. 1

Лицо не зачернено, а лишь замаскировано «от чужих глаз» параллельными линиями — «волосами». На рис. 2 замаскированное Пушкиным лицо представлено в увеличенном масштабе.

Рис. 2

Освободив пушкинский рисунок от прикрывающих лицо линий, получим его первоначальный вид (см. рис. 3). Отметим три индивидуальных признака открывшегося лица: нос «уточкой», крутой лоб и тяжеловатый подбородок.

Впрочем, эти особенности не портят лица девушки, а улыбка и доверчивый взгляд делают его милым.

Рис. 3

Лицо может служить иллюстрацией к строкам из четвертой главы «Евгения Онегина» о времяпрепровождении героя в деревне, строкам, которые уже давно относят к Ольге Калашниковой:

Прогулки, чтенье, сон глубокий,
Лесная тень, журчанье струй,
Порой белянки черноокой
Младой и свежий поцелуй<…>

В нижней части пушкинской композиции, справа от центра, изображен профильный портрет довольно пожилого человека с резкими морщинами и с лысиной, очевидно — простолюдина. Выскажем предположение, что это отец Ольги Калашниковой. Если сравнить портрет девушки с предполагаемым портретом М. И. Калашникова, то можно отметить их общие, так сказать «родовые», черты: тяжеловатый подбородок и крутой лоб. Те же черты прослеживаются и в профиле юноши, и во втором, слегка намеченном и зачеркнутом профиле.

Представляется, что Пушкин, нарисовав портрет Ольги, не захотел, чтобы кто-либо узнал ее, и замаскировал рисунок. Портрет вызвал у Пушкина цепь ассоциаций, и он, заглянув в святцы, увидел, что 23 мая — день святых Михаила и Василия, и «отметил» именины своих слуг (отца и брата Ольги), а затем пририсовал к ним еще один портрет Ольги. На нем Ольга совсем юная, какой Пушкин, очевидно, увидел ее в первый раз. Пушкин лишь слегка наметил профиль, а потом и вообще зачеркнул его, так как не смог, кажется, справиться с изображением губ (см. рис. 4).

Рис. 4

Кем была для Пушкина Ольга Калашникова? Думается, не объектом «забавы, достойной старых обезьян». Как отмечалось исследователями, за два века не нашлось другой кандидатуры на место Ольги в так называемом «Дон-Жуанском списке» Пушкина, который, разумеется, был не перечнем «побед» поэта, а воспоминанием о его сердечных увлечениях, хотя и разных по силе и длительности.

Представляется также, что Ольге Калашниковой посвящена определенная часть «михайловской» лирики Пушкина, началом которой можно считать отнесенный С.А. Фомичевым к 25—31 декабря 1824 г. (т. е. к самому началу «связи» между Пушкиным и Калашниковой) набросок-двустишие:

Смеетесь вы, что девой бойкой
Пленен я милой поломойкой<.>¹⁰

С Ольгой предположительно можно соотнести и несколько написанных Пушкиным в 1825-26 г.г. стихотворений:

«Ты вянешь и молчишь: печаль тебя снедает»¹¹;

«С португальского»;

«На небесах печальная луна…»;

«Под каким созвездием…»;

«Играй, прелестное дитя…»; — перечень можно было бы, наверное, продолжить…

Чтобы подтвердить правильность сделанных выводов, следует вернуться в то время, когда, как было принято считать, завершилась «связь» Пушкина с Ольгой.

В конце апреля — начале мая 1826 г. А.С. Пушкин пишет П.А. Вяземскому в Москву¹²:

«Письмо это тебе вручит очень милая н добрая девушка, которую один из твоих друзей неосторожно обрюхатил. Полагаюсь на твое человеколюбие и дружбу. Приюти ее в Москве и дай ей денег, сколько ей понадобится — а потом отправь в Болдино <…>.

При сем с отеческою нежностью прошу тебя позаботиться о будущем малютке, если то будет мальчик. Отсылать его в Воспитательный дом мне не хочется — а нельзя ли его покаместъ отдать в какую-нибудь деревню, — хоть и Остафьево (подмосковное имение Вяземского — В.О.). Милый мой, мне совестно ей богу… но тут уж не до совести».

Вяземский ответил Пушкину 10 мая¹³:

«Сей час получил я твое письмо, но живой чреватой грамоты твоей не видал, а доставлено мне оно твоим человеком. Твоя грамота едет завтра с отцом своим и семейством в Болдино, куда назначен он твоим отцом управляющим. Какой же способ остановить дочь здесь и для какой пользы? Без ведома отца ее сделать этого нельзя, а с ведома его лучше же ей быть при семействе своем. Мой совет: написать тебе полу-любовное, полу-раскаятельное, полу-помещичье письмо блудному твоему тестю, во всем ему признаться, поручить ему судьбу дочери и грядущего творения, но поручить на его ответственность, напомнив, что некогда, волею Божиею, ты будешь его барином и тогда сочтешься с ним в хорошем или худом исполнении твоего поручения. Другого средства не вижу, как уладить это по совести, благоразумию и к общей выгоде».

Пушкин соглашается с планом Вяземского и пишет ему 27 мая 1826 г. из Пскова:

«Ты прав, любимец Муз, ‒ воспользуюсь правами блудного зятя и грядущего барина и письмом улажу всё дело»¹⁴.

Сын Ольги Калашниковой и Александра Пушкина родился в Болдине 1 июля 1826 г. и был наречен именем Павел.

Факт рождения у Пушкина сына, которому исследователи биографии поэта не придавали значения, помогает предложить новую расшифровку пушкинской записи «Усл. о С (к этой букве примыкают неразборчивые буквы, которые описывали то как строчную «м», то как точку. ‒ В. О.) 25»¹⁵:

«Усл<ышал > о Сы<не> 25 <июля 1826 г.>»

Ранее предлагалось: «Услышал о смерти Ризнич 25 июля 1826 г.»¹⁶ или «Усл<ышал> о С<мерти> 25 (июля 1826 г.)»¹⁷ (аргументация этих прочтений записи практически сводится только к констатации ее графической близости к посвященному Амалии Ризнич стихотворению «Под небом голубым…»)

В пользу моего предположения говорит отсутствие у Пушкина мотивации столь тщательной (без указания даже инициала имени) зашифровки дня даже и не смерти Ризнич (она действительно умерла в 1825 г.), а всего лишь даты, когда Пушкин мог о ней узнать. Кроме того, запись расположена ниже белового текста стихотворения на смерть Амалии Ризнич «Под небом голубым страны своей родной<…>», выше которого Пушкин поместил его заглавие «29 июля 1826». Имеет значение и написание прописной, а не строчной буквы «С» в записи и примыкающих к «С» букв, похожих на сокращенные «ыне». Что касается даты, то как раз около этого времени Пушкину кто-либо, приехав из Болдино, мог рассказать о рождении у Калашниковой сына.

Их сын Павел прожил меньше трех месяцев (умер 15 сентября того же года). Сведений о непосредственной реакции Пушкина на это печальное событие до нас не дошло…

В.Ф Ходасевич отметил автобиографичность сцены из «Русалки» – прощания князя с дочерью мельника, совпадающей с обстоятельствами, при которых Пушкин расстался с Калашниковой («сегодня у меня ребенок твой под сердцем шевельнулся»)¹⁸. О том же, верно, свидетельствуют потоки слез на портрете Ольги на полях стихотворения «Весна, весна, пора любви…» (на рис. 1 ‒ единственные маскирующие линии, которые не могут быть приняты за волосы, т. к. они не пересекают лоб, а пририсованы Пушкиным к глазам девушки — см. рис. 5).

Рис. 5

Обратимся к другой многофигурной композиции А.С. Пушкина на обороте л.51 рабочей тетради № 835 (см. рис. 6).

Рис. 6

В центре рисунка – женщина с ярко выраженным носом «уточкой» и с выпяченной нижней губой, выше ее профиля — девичье лицо, тоже в профиль, почти полностью идентичное слегка намеченному н зачеркнутому автором профилю Ольги (см. рис. 4) в первой многофигурной композиции на рис. 1.

Нижний же профиль (см. рис. 7) похож носом «уточкой» на изображенную выше женщину, а тяжеловатым подбородком и крутым лбом — на мужчин из первой композиции, и вообще почти полностью повторяет профиль портрета Ольги на рис. З. Пушкин оставил его незаконченным (все из-за той же проблемы прорисовки губ?). Можно датировать композицию концом декабря 1824 г. (по центральному портрету Василисы Лазаревны, матери Ольги), исходя из помет на следующем листе тетради («31 дек. 1824» и «1 генв. 1825»). 24 декабря прославляются Святая преподобномученнца Евгения Римская и с нею мученики Филипп, отец ее, Прот, Иакинф, Василла и Клавдия.

Рис. 7

Пушкин, несомненно, позднее общался с Ольгой Калашниковой – в свою первую Болдинскую осень, в 1830 году, когда, запертый холерой в нижегородском имении, он не мог выехать к невесте в Москву. Свадьба с Наталией Гончаровой никак не ладилась, карантины были строги, и Пушкин, в конце концов, оставил попытки вырваться из невольного заточения. Ольга скрасила ему вынужденное одиночество. Нам остается только догадываться, о чем говорили осенними ночами повзрослевшие любовники, но сам факт необычайного творческого взлёта пушкинского гения говорит о том, что их общение не было заполнено взаимными упреками и обидами. Потеря общего ребенка, очевидно, еще больше сблизила молодых людей. Конечно, сословная пропасть между ними была непреодолима, и это понимали и Александр, и Ольга. С нелегким сердцем покинул Пушкин Болдино; смирившейся с неизбежным (навсегда?) расставанием осталась в деревне молодая женщина…

В мае 1831 г. Пушкин из Москвы отправил в Болдино на имя М.И. Калашникова отпускную Ольге из крепостных, подписанную 4 октября 1830 г.: Ольга собиралась выйти замуж за мелкопоместного дворянина Павла Степановича Ключарева¹⁹.

В браке Ольга родила сына, которого назвали Михаилом. В одном из трех сохранившихся писем Калашниковой к Пушкину она просит его быть заочным восприемником (крестным) мальчика. Согласие, очевидно, было получено, что и было отражено записью в церковной метрической книге.

В последний раз А.С. Пушкин виделся с Ольгой в сентябре 1834 г. в Болдино, где она жила, уже разойдясь с мужем. Побывав на месте, где были похоронены его малютка-сын и мать Ольги, скончавшаяся 11 марта 1834 г., он, может быть, и сделал этот набросок:

Стою печален на кладбище.
Гляжу кругом – обнажено
Святое смерти пепелище
И степью лишь окружено.
И мимо вечного ночлега
Дорога сельская лежит,
По ней рабочая телега
…………………. изредка стучит.
Одна равнина справа, слева.
Ни речки, ни холма, ни древа.
Кой-где чуть видятся кусты.
Немые камни и могилы
И деревянные кресты
Однообразны и унылы. <…>

Примечания

¹ В.С. Непомнящий. Несколько слов об этой книге. // Л.А. Краваль. Рисунки Пушкина как графический дневник. М., 1997. С. 7.

² А.М. Эфрос. Рисунки поэта. М., 1933. С. 5.

³ Записки И.И. Пущина о Пушкине. СПб., 1907. С. 61-62. (Сохранены авторские орфография и пунктуация).

⁴ П.Е. Щеголев. Пушкин и мужики. Гл. 1. Крепостная любовь Пушкина. М., 1928.

⁵ Обоснование датировки: С.А. Фомичев. Рабочая тетрадь ПД № 835: (Из
текстологических наблюдений). // Пушкин: Исследования и материалы. Л., т. 11. С. 60.

⁶ Р.В. Иезуитова. К истории декабристских замыслов Пушкина 1826—1827 г.г. ‒Там же. С. 106, прим. 61, 62. Стихотворение и группа нарисованных Пушкиным лиц вместе с начальной строкой еще одного незавершенного стихотворения «Как бурею пловец…» занимают нижнюю, вырезанную, часть листа 19 рабочей тетради № 836.

⁷ Фомичев С.А. Указ соч. С. 61.

⁸ Летопись жизни и творчества Александра Пушкина в четырех томах. М., 1999, т. 2. С. 161.

⁹ Пушкин. Письма. Т. 1. 1815-1825. М.- Л., 1926. С. 111.

¹⁰ Фомичев С.А. Указ соч. С. 61.

¹¹ Исследователи относят стихотворение к 1826 г.; точная дата написания неизвестна. Знаменательна ошибка составителей «Летописи жизни и творчества Александра Пушкина в четырех томах», Л., 1999 г.: «Указатель произведений Пушкина» (т. 2. С. 526) отсылает читателей к тем страницам «Летописи», где это стихотворение не упомянуто.

¹² Пушкин Письма. М.-Л., 1826‒1830. Т. II. С. 9-10.

¹³ Там же. С. 158.

¹⁴ Там же. С. 12; Акад., XIII. М 266.

¹⁵ Рукою Пушкина. М., 1997. С. 248.

¹⁶ Там же.

¹⁷ Литературное наследие декабристов. Л., 1975. С. 199‒201.

¹⁸ В.Ф. Ходасевич. Поэтическое хозяйство Пушкина, кн. I., Л., 1924. С. 113-156.

¹⁹ Вскоре после свадьбы П.С. Ключарев бросил службу заседателя в земском суде Лукояновского уезда и переехал в Болдино, а в конце 1833 г. оставил жену с ребенком и уехал в Москву. По материалам личного архива Пушкина муж Ольги рисуется человеком ничтожным, бездельником и пьяницей.

В.Е.Орлов