О необходимости нового перевода «французской» пушкинианы

Переводчики – почтовые лошади просвещения.
А.С. Пушкин.

Пушкин получил от друзей прозвище Француз (потом были Сверчок, Искра и др.) сразу же после поступления в Царскосельский лицей — за превосходное знание французского языка, редкое для двенадцатилетнего мальчика даже в те годы, когда в домах русских дворян считалось правилом говорить и читать по-французски. Не был исключением и московский дом отставного майора Сергея Львовича Пушкина. «…Воспитание его (А. С. Пушкина. — В. О.) мало заключало в себе русского. Он слышал один французский язык; гувернер его был француз», — вспоминал о детстве Пушкина его брат Лев Сергеевич. Домашняя библиотека Пушкиных «состояла из одних французских сочинений»1. Первые стихи и комедии, которые разыгрывал с сестрой Саша Пушкин, были написаны им на французском языке. Позднее Ольга Сергеевна отмечала, что Пушкин был «настоящим знатоком французской словесности <…> и усвоил себе тот прекрасный французский слог, которому в письмах его не могли надивиться природные французы»2.

Действительно, многие известные нам письма Пушкина написаны превосходным французским языком. Письмо к П. Я. Чаадаеву от 6 июля 1831г. Пушкин начинает примечательной фразой: «Друг мой, я буду говорить с вами на языке Европы, я с ним знаком короче, чем с нашим»3. Конечно, Пушкин здесь немного лукавит, «применяясь к тону»4 своего адресата (эту черту пушкинского эпистолярного искусства — способность говорить со своими корреспондентами их языком — отмечают многие исследователи). Его слова свидетельствуют, скорее, о высокой требовательности к себе как к русскому писателю. Но и недооценивать их нельзя: Пушкин в то время закладывал основы русской литературной прозы и в этом процессе брал от французского языка все лучшее. Из дошедших до нас полутора тысяч названий книг его личной библиотеки две трети — на французском языке. Страницы многих сочинений французских авторов несут на себе пушкинскую «отметку резкую ногтей» или замечания на полях пером или карандашом (порою он, не стесняясь, «указывает» авторам на стилистические и лексические погрешности5). Глубиной анализа отличаются критические статьи и заметки Пушкина о французской литературе, о напечатанных в России переводах французских авторов. Пушкин и сам блестяще выступает в роли переводчика с французского языка на русский, интерпретатора произведений лучших поэтов и писателей Франции, даже в роли мистификатора6. Многие пушкинские творения включают в себя эпиграфы, слова, предложения и целые страницы текста на французском языке.

Возвратимся к «французским» письмам Пушкина. Он писал их не только соотечественникам, но и “природным” французам — послу Франции в России А.- Г.- П. Баранту, профессору А. Жобару, пропагандисту русской литературы во Франции А. Тардифу де Мелло, актеру А. Ваттемару и такой одиозной личности, как «бывший французский офицер» Дегильи.

Значительна по объему и содержательна переписка Пушкина с женщинами, его современницами. За редким исключением, пушкинские корреспондентки писали письма на французском языке (кто с меньшим, кто с бо́льшим умением), и он отвечал им тоже на французском. Письма Пушкина к тем женщинам, кем он был увлечен, служат и сегодня образцом французской(!) эпистолярной любовной лирики (см., напр.: Сердце в будущем живет… А.С. Пушкин и современницы. В 2 тт. М., 1995. Переводы писем Пушкина сделаны автором настоящей статьи).

Письма А. С. Пушкина к Л. Геккерну и к д’Аршиаку и другие документы, относящиеся к роковой дуэли, написаны на французском языке. Этот же язык Пушкин, как правило, использовал для официальных обращений к высшим сановникам Российской империи (к царю Александру I7, к министру иностранных дел Нессельроде, к начальнику III отделения Бенкендорфу).

Воспоминания современников о Пушкине содержат его многочисленные высказывания на французском языке; некоторые воспоминания сами написаны по-французски.

Все эти материалы в разное время (исключением был, пожалуй, только XIX век) переводились для читателя с французского языка на русский. История донесла до нас имена лишь немногих переводчиков-профессионалов: знание французского языка долгое время, вплоть до 1917г., было для образованных людей обязательным, и разумеется, каждый пушкинист считал себя вправе делать переводы сам. Добрым словом следует помянуть П. В. Анненкова, Л. Н. Майкова, Н. О. Лернера, В. И. Саитова, Б. Л. Модзалевского, Б. В. Казанского, Н. В. Измайлова, М. А. Цявловского и других собирателей, текстологов, комментаторов и переводчиков. Не будь их, мы не могли бы сегодня даже в малой степени приобщиться к этой стороне пушкинского творчества: знание ими французского языка и реалий начала XIX века было несравненно выше сегодняшнего. Поэтому выполненные этими пушкинистами переводы перекочевывают из одного издания произведений Пушкина и документов его эпохи в другое.

И все же появляются, хотя и редко, новые автографы, остаются не востребованными в архивах письма, дневники и другие документы пушкинского времени на французском языке, а из востребованных лишь малая часть полностью переведена на русский. Уровень новых переводов, к сожалению, ниже уровня «академических» образцов. Причины понятны: эпоха Пушкина уходит от нас все дальше в глубь веков; почти никто из специалистов в области французского языка не является знатоком пушкинского творчества; и лишь немногие из пушкинистов знают в необходимой (приближающейся к пушкинской) мере французский язык. Между тем проблема стоит достаточно остро: все увеличивающаяся в своем объеме литература о Пушкине изобилует цитатами из «французского» Пушкина, ссылками на него и на его современников. Критический подход к этим трудам выявляет несоответствия в переводах одних и тех же текстов, небрежность, незнание правил грамматики и стилистики французского языка, не говоря уже о забвении современной Пушкину русской лексики. Отсюда — существенные фактические ошибки, которые заставляют самих авторов делать ошибочные выводы, а читателей, не знающих французского языка, — принимать на веру эти выводы. Примеры будут приведены ниже.

Обратимся сначала к переводам в Полном академическом собрании сочинений А. С. Пушкина8. Возьмем, например, вышеупомянутую фразу на французском языке из оригинала пушкинского письма к Чаадаеву: «Mon ami, je vous parlerai la langue de l’Europe, elle m’est plus familière (курсив мой. — В. О.) que la nôtre…» В академическом собрании сочинений дан ее перевод: «Друг мой, я буду говорить с вами на языке Европы, он мне привычнее нашего…» Но во французско-русском словаре, которым пользовался Пушкин9 (и в других словарях 20–30-х гг. XIX века), слово “familier, -ère” переводится не как “привычный”, а как «фамильярный, дружеский, откровенный, непринужденный, коротко знакомый, вольный, свычный». Прилагательному «привычный» строго соответствует французское «habituel» (от существительного «habitude» — «привычка»), менее строго — «coutume» (от «coutume» — «обычай»). Использовал ли А. С. Пушкин слово «привычнее»? Из «Словаря языка (русского. — В. О.) Пушкина»10 узнаем, что нет, не использовал. Краткое прилагательное «привычен» (которое могло бы дать «более привычен») он употребил лишь однажды, в стихотворении 1823г.:

Но с этим милым городком
Я Кишинев равнять не смею,
Я слишком с библией знаком
И к лести вовсе не привычен.11

Прилагательное «привычный» в сравнительной степени («более привычный» или «менее привычный») Пушкин вообще не использовал, хотя само оно встречается в его произведениях 28 раз. Если учитывать грамматический строй анализируемого французского предложения, то из семи имеющихся в нашем распоряжении вариантов перевода нас могут удовлетворить лишь пятый («коротко знакомый») и седьмой («свычный»). Последним словом Пушкин не пользовался, а словосочетание «коротко знакомый» употреблял, причем и в сравнительной степени, и с прилагательным в краткой форме. Кроме того, оно встречается у него и раньше, и позже 1831г. На нем, очевидно, и следует остановиться. В результате пушкинское высказывание приобретает в русском переводе смысл, более адекватный французскому тексту оригинала.

Выше поиск соответствующего пушкинскому языку русского аналога всего одного французского слова рассмотрен столь детально потому, что этот пример хорошо иллюстрирует правила, которыми, по моему мнению, следует руководствоваться при переводе «французских» текстов Пушкина: использовать французско-русские словари, изданные при жизни Пушкина; сверить найденные в них русские слова со «Словарем языка Пушкина», отбирая, при наличии синонимов, лучшие из них по жанровому (поэзия, художественная проза, публицистика, дневники, письма и др.) и контекстуальному признаку; проверить частотность использования Пушкиным отобранных слов; убедиться, что Пушкин пользовался этими словами в период создания данного произведения, а не отказался от них в пользу других, более точных синонимов12.

Такой подход к переводу французских текстов Пушкина поможет приблизиться к их подлинному (пушкинскому) семантическому наполнению и как минимум избежать хотя бы грубых ошибок при переводе.

То, что такие ошибки были сделаны, свидетельствует выполненный автором анализ преддуэльных писем А. С. Пушкина к нидерландскому посланнику в России Л. Геккерну и к шефу жандармов А. Х. Бенкендорфу13. Не касаясь в полном объеме всей проделанной работы (в том числе ее текстологической части), отметим в Академическом издании лишь несколько лексических ошибок. Например, в русском переводе так называемого «восстановленного текста» письма Пушкина к Геккерну от 17—21 ноября 1836г.14 встречаем слова: «анонимные письма», «пошлость», «юнец», «сфабриковано» и т.п.

Эти слова придают переводу определенную стилистическую окраску, призванную, очевидно, донести до читателя «презрение» автора к подлецам. Но, увы, сам Пушкин никогда этими словами не пользовался. Все они вошли в широкое употребление уже после его гибели. Даже в толковом словаре В. И. Даля, изданном в 1863–1866 гг., еще нет глагола «фабриковать», а слово «юнец» отнесено к местным говорам: на северо-востоке России так называли новобрачного «только в свадебных празднествах и песнях, величая его, на другой день после венца: юнцом молодцом». Между тем в пушкинском языке есть русские слова, удовлетворяющие всем четырем упомянутым правилам перевода: соответственно, для «lettres anonymes» — «безыменные письма», для «plattitude» — «плоскость», для «jeune homme» — «молодой человек», для «avait été fabriqué» — «было изготовлено» и т.д.

Чем руководствовались переводчики при переводе заключительной формулы пушкинского письма к Геккерну: «Имею честь быть, барон, ваш нижайший (курсив мой. — В. О.) и покорнейший слуга А. Пушкин»? Иронией? Но и письмо Пушкина к Бенкендорфу от 21 ноября 1836г. заканчивается той же формулой: «<…> j’ai l’honneur d’être Monsieur le comte (в письме к Геккерну — «Monsieur le Baron». — В. О.) Votre très humble et très obéissant serviteur A. Pouchkine». Ее Пушкин использует почти во всех «французских» письмах последних лет, в том числе и к Бенкендорфу. Письма же к Бенкендорфу на русском языке в эти годы Пушкин всегда заканчивает следующей фразой: «Честь имею быть, милостивый государь, вашего сиятельства покорнейшим слугою». Ею заканчиваются письма и к другим адресатам — Е. Ф. Канкрину, А. А. Бобринскому, Д. Н. Бантышу-Каменскому, И. И. Дмитриеву и другим; в зависимости от титула изменяется лишь вторая часть обращения. И никогда, ни в одном «русском» письме Пушкин не использует прилагательного «нижайший». Мало того, оно вообще отсутствует в русском языке Пушкина! По всем этим причинам не следует переводить заключительную формулу «французских» писем Пушкина иначе, чем «переводил» ее он сам, т.е. искусственно вкладывать в нее иной смысл, да еще и строить на таком переводе какие бы то ни было версии.

Еще один пример. В упомянутом письме к Бенкендорфу читаем: «On fut, en général, indigné d’une injure aussi lâche et aussi gratuite. Mais tout en répétant que la conduite de ma femme était irréprochable, on disait que le prétexte de cette infamie était la cour assidue que lui fesait Mr Dantes». «Академический» перевод, воспроизводимый во всех трудах пушкинистов, гласит: «В общем, все были возмущены таким подлым и беспричинным оскорблением; но, твердя, что поведение моей жены было безупречно, говорили, что поводом к этой низости было настойчивое ухаживание за нею г-на Дантеса». Перевод не выдерживает критики ни в грамматическом, ни в стилистическом, ни в лексическом отношении. Неопределенно-личное предложение стало личным; Дантес из подлеца превратился в «настойчивого ухаживателя», что будто бы и дало повод к «этой низости» — появлению «анонимных писем»; использованные при переводе слова́ и связи между ними случайны. Для доказательства нужно слишком много места. Привожу поэтому тщательно выверенный автором настоящей статьи перевод данного отрывка15, предоставив специалистам возможность судить о его соответствии оригиналу:

«Возмутились вообще оскорблением, столь подлым и столь неосновательным. Но, не переставая повторять, что поведение моей жены было беспорочным, говорили, что поводом этой низости было неутомимое волокитство за нею г-на Дантеса».

Небрежное отношение к пушкинскому эпистолярному наследию проявилось и в переводе письма Пушкина к Анне Николаевне Вульф от 21 июля 1825г. Вот его начало: «Je vous écris après m’être enivré bien tristement; vous voyez que je tiens parole. Hé bien! êtes vous à Riga? avez vous fait des conquêtes? vous marierez-vous bientôt? Avez-vous trouvé des Houlans? mandez-moi tout cela dans le plus grand détail, car vous savez que malgré mes mauvaises plaisanteries, je m’intéresse véritablement à tout ce qui vous concerne»16. Общепринятый перевод: «Пишу вам, мрачно напившись; вы видите, я держу свое слово. Итак, вы уже в Риге? одерживаете ли победы? скоро ли выйдете замуж? застали ли уланов? Сообщите мне обо всем этом подробнейшим образом, так как вы знаете, что, несмотря на мои злые шутки, я близко принимаю к сердцу все, что вас касается». В точном же соответствии с оригиналом и используя пушкинскую лексику, следует переводить так: «Пишу вам после того, как был весьма печально пьян; вы видите, я выполняю свое обещание. Ну что же! вы в Риге? вы одержали победы? вы вскоре выйдете замуж? Вы нашли уланов? сообщайте мне обо всем этом в малейших подробностях, ибо вы знаете, что, несмотря на мои дурные шутки, меня по-настоящему интересует все, что до вас касается»17.

В 1969г. появилась книга «А. С. Пушкин. Письма последних лет. 1834–1837»18. Казалось бы, в ней должны быть устранены ошибки в переводах «французских» писем Пушкина, допущенные в Академическом издании. Но обратимся, например, к письму А. С. Пушкина к П. Я. Чаадаеву от 19 октября 1836г., где Пушкин, в частности, пишет: «Quant à notre nullité historique, décidément je ne puis étre de votre avis. Les guerres d’Oleg et de Sviatoslav, et même les guerres d’apanage n’est-ce pas cette vie d’effervescence aventureuse et d’activité âpre et sans but qui caractérise la jeunesse de tous les peuples? l’invasion des tartares est un triste et grand tableau. Le reveil de la Russie, le développement de sa puissance, sa marche vers l’unité (unité russe bien entendu), les deux Ivan, le drame sublime commencé à Ouglich et terminé au monastére d’Ipatief — quoi? tout celà ne serait pas de l’histoire, mais un rêve pâle et à demi-oublié?»19

В книге дословно повторен перевод Академического издания: «Что же касается нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу с вами согласиться. Войны Олега и Святослава и даже удельные усобицы — разве это не та жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов? Татарское нашествие — печальное и великое зрелище. Пробуждение России, развитие ее могущества, ее движение к единству (к русскому единству, разумеется), оба Ивана, величественная драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре, — как, неужели все это не история, а лишь бледный и полузабытый сон?»

Этот отрывок из письма Пушкина часто цитируется в русском переводе. Приглядимся к нему внимательнее. Во-первых, вызывает удивление смягчение усилительного оборота «c’est…qui», примененного Пушкиным в вопросительно-отрицательной форме к слову «vie» («жизнь»). Во-вторых, «кипучее брожение» и «пылкая деятельность» — выражения, стилистически немыслимые для пушкинского пера. В-третьих, Пушкин никогда не использовал слов «бесцельная» и «полузабытая», а также глагола «начаться» в форме причастия «начавшаяся» и глагола «закончить» во всех его формах. И еще: Пушкин всегда вставлял предлог «до» между вводными словами «что касается» и следующим за ними существительным…

Но есть и более серьезные возражения… самого Пушкина — на перевод словосочетания «les guerres d’apanage». Единственно верный его «перевод» мы находим в пушкинской статье 1830г., посвященной критике «Истории русского народа» Н. Полевого: «<…> Россия не окрепла и не развилась во время княжеских драк (как энергически назвал Карамзин удельные междуусобия20) но, напротив, ослабла и сделалась легкою добычею татар <…>»21. А в статье 1836г. «Песнь о полку Игореве» Пушкин, критикуя «толкователей» древнего литературного памятника, уточняет: «<…> усобица значит ополчение, брань, а не между-усобие»22.

Вооружившись всеми этими сведениями, попробуем перевести на русский язык приведенный отрывок из письма Пушкина к Чаадаеву:

«Что касается до нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу согласиться с вашим мнением. Войны Олега и Святослава и даже удельные междуусобия — не эта ли жизнь, полная отважного волнения в умах и упорной деятельности без всякой цели, именно и отличает юность всех народов? нашествие татар одно есть печальная и великая картина. Пробуждение России, развитие ее могущества, ее стремление к единству (русскому единству, разумеется), оба Ивана, величественная драма, начатая в Угличе и оконченная в Ипатьевском монастыре, — как? неужели все это станет не фактами истории, но бледными и вполовину забытыми грезами?»

При невозможности адекватно перевести то или иное пушкинское слово или выражение французского языка на русский следует, очевидно, давать лучший вариант перевода, снабдив его соответствующим указанием: перевод с франц., вариант. Или уж признаться, как сделал сам Пушкин, говоря о Татьяне Лариной: «Она казалась верный снимок / Du comme il faut… (Шишков, прости: / Не знаю, как перевести.)»23.

В любом случае переводчик, взявший на себя труд перевести пушкинские французские тексты на русский язык, должен ясно видеть перед собой цель — максимально приблизить перевод к оригиналу в смысловом, стилистическом и лексическом отношениях. В переиздаваемых и вновь издаваемых книгах и сборниках следует проверить правильность перевода всех, пушкинских и непушкинских, французских текстов.

В снабженном превосходным комментарием Я. Л. Левкович переиздании книги П. Е. Щеголева «Дуэль и смерть Пушкина», вышедшем в 1987г., дан перевод неофициального письма барона Л. Геккерна к министру иностранных дел России К. В. Нессельроде от 1 (13) марта 1837г., в котором Геккерн, в частности, отрицает свое участие в написании анонимных писем, полученных Пушкиным: «<…> Примешали мое имя и к другой подлости — анонимным письмам! В чьих же интересах можно было прибегнуть к этому оружию, оружию самого низкого из преступников, отравителя (курсив мой. — В. О.)?»24. Чем объяснить такой перевод последнего слова (о лексике перевода всего письма говорить не будем)? Кого хотел отравить автор безыменных писем (в данном случае Геккерн)? Действительно, одно из значений французского слова «empoisonneur» — «отравитель». Но — не единственное и «не подходящее» к автору безыменных писем (по версии Щеголева — «пасквильных дипломов»), разве что придающее некоторую эмоциональную окраску всей фразе. Есть другие, более точно соответствующие контексту письма́ значения этого слова — «соблазнитель, развратник», но переводчик (Щеголев?) их не использовал, очевидно потому, что они противоречат общепринятой версии преддуэльных событий: ведь сам по себе текст «дипломов» не дает оснований обвинять их автора в соответствующих действиях в отношении жены Пушкина.

Еще один пример — многократно тиражированный перевод слов А. С. Пушкина, сказанных им княгине В. Ф. Вяземской вечером 14 ноября 1836г.: «<…> я знаю автора анонимных писем <…>»25 В письме В. А. Жуковского к А. С. Пушкину эти слова написаны по-французски: «<…> je connais l’homme des (курсив мой. — В. О.) lettres anonymes <…>», и в полном соответствии с оригиналом их следует переводить так: «<…> я знаю героя (курсив мой. — В. О.) безыменных писем <…>».

Недавно был обнаружен подлинник ответа Е. М. Хитрово на письмо А. С. Пушкина, написанное им 4 ноября 1836г. Его текст был введен в научный оборот Т. Г. Цявловской26:

«Нет, дорогой друг мой, для меня это настоящий позор — уверяю вас, что я вся в слезах — мне казалось, что я достаточно сделала добра в жизни, чтобы не быть впутанной в столь ужасную клевету! На коленях прошу вас не говорить никому об этом глупом происшествии.

Я поражена, что у меня нашелся столь жестокий враг. Что до вашей жены, дорогой Пушкин, то она ангел, и на нее напали лишь для того, чтобы заставить меня сыграть роль посредника (курсив мой. — В. О.) и этим ранить меня в самое сердце! Элиза Х.»

К сожалению, переводчик (И. А. Лихачев) неверно прочитал выделенные слова: «…et on ne l’a attaqué, que pour se servir de ma voix…».

Подлинный текст последнего абзаца: «Je suis toute étonné d’avoir un ennemi aussi méchant — quand à votre femme cher Pouchkine, c’est un ange et on me l’a attrapée, que pour se servir de ma voie et me blesser jusqu’au coeur! Elise H.»

Или в переводе: «Я весьма удивлена тем, что у меня нашелся столь коварный враг, — что до вашей жены, дорогой Пушкин, то она ангел, а меня поймали в ловушку, чтобы воспользоваться моим посредничеством и ранить меня в самое сердце! Элиза Х.»

Такой ответ Елизаветы Михайловны вносит определенный нюанс в ситуацию вокруг анонимных писем, так как ее письмо — единственное прямое документальное свидетельство одного из «семи или восьми» друзей и знакомых Пушкина, получивших «безыменные письма».

Этим примером можно закончить настоящую статью, цель которой — обратить внимание специалистов на необходимость нового перевода «французской» пушкинианы, особенно ввиду подготовки ряда изданий сочинений А. С. Пушкина, а также книг и статей о нем и о его времени к 200-летию со дня рождения нашего великого соотечественника.

В перспективе следовало бы предусмотреть и составление «Словаря французского языка А. С. Пушкина», аналогичного словарю его русского языка. Этот труд мог бы быть выполнен коллективом, состоящим из пушкинистов и филологов, с привлечением коллег из Франции.

В заключение выражаю искреннюю признательность чл.-корр. РАН А. Д. Михайлову, профессору В. В. Андриянову и сотруднику Государственного литературного музея Е. Л. Яценко, оказавшим большую помощь в подготовке настоящей статьи.

 


 

Примечания

1 Цит. по: Вересаев В. Пушкин в жизни. Вып. I, М., 1926, с. 17.

2 О. С. Павлищева в передаче П. И. Бартенева. См.: Род и детство Пушкина // Отечественные записки, 1853, ноябрь. См. также: Замечание А. К. Сен-При о письме А. С. Пушкина к П. Я. Чаадаеву от 6 июля 1831 г. в статье «Из пушкинианы П. И. Бартенева» // Летописи Государственного литературного музея. Книга первая. Пушкин. М., 1936, с. 502.

3 См.: Пушкин А. С. Полн. собр. соч. В 16-ти тт., М., 1937—1949, т. 14, с. 187 (Подлинник на франц.).

4 См.: Брюсов В. Я. По поводу выхода в свет III тома Академического издания «Переписки Пушкина» // Русская мысль, 1912, март. Отделение «В России и за границей», с. 17—18.

5 См., напр.: Замечания А. С. Пушкина на полях книги Constant B. Adolphe, Anecdote trouvée dans les papiers d’un inconnu, et publiée par M. Benjamin Constant. Troisième Edition, Paris, 1824 // Пушкин и его современники. Материалы и исследования. Выпуски IX—X. Библиотека А. С. Пушкина. Библиографическое описание. СПб., 1910, с. 210. (Принадлежность замечаний Пушкину бездоказательно оспаривалась Б. Модзалевским.)

6 См., напр.: Пушкин А. С. Последний из свойственников Иоанны д’Арк // Пушкин А. С. Полн. собр. соч. в 16 тт., т. 12, с. 153.

7 Дошедшие до нас черновики писем А. С. Пушкина к Александру I написаны на французском языке.

8 Далее по тексту все переводы, кроме специально оговоренных случаев, даются по Полному собранию сочинений А. С. Пушкина в 16 тт., М., 1937–1949.

9 Татищев С. Новый Французско-Российский Словарь, современный нынешнему состоянию наук. М., 1832 (См.: Пушкин и его современники. Материалы и исследования. Выпуски IX–X. Библиотека А. С. Пушкина. Библиографическое описание. СПб., 1910, с. 103.)

10 Словарь языка Пушкина в 4 тт., М., 1956–1961.

11 См.: Пушкин А. С. Полн. собр. соч. в 16-ти тт., т. 2, с. 195.

12 Эти правила перевода впервые предложены мною на 43-м заседании Пушкинской комиссии ИМЛИ 28 мая 1991 г.

13 См.: Орлов В. Е. О двух письмах А. С. Пушкина к Л. Геккерну (ноябрь 1836г. — январь 1837г.) // Филологические науки, 1992, № 2, с. 90-97. Его же: О второй редакции письма А. С. Пушкина к Л. Геккерну (ноябрь 1836г.) // Филологические науки, 1993, № 2, с. 108-114. Его же: Письмо А. С. Пушкина к А. Х. Бенкендорфу от 21 ноября 1836г. (анализ беловой и черновой редакций) // Филологические науки, 1994, № 2, с. 106-115.

14 См.: Пушкин А. С. Собр. соч. В 10-ти тт., М. — Л., 1949, т. 10, с. 870-871.

15 См.: Орлов В. Е. Письмо А. С. Пушкина к А. Х. Бенкендорфу // Филологические науки, 1994, № 2, с. 106-115.

16 См.: Пушкин А. С. Полн. собр. соч. в 16-ти тт., т. 13, с. 186.

17 Новый перевод этого письма А. С. Пушкина см.: Сердце в будущем живет… В 2 тт., М., 1995, т. 1, с. 53-58.

18 Пушкин А. С. Письма последних лет. 1834–1837, Л., 1969.

19 Там же, с. 155-156.

20 Курсив мой. — В. О.

21 Пушкин А. С. Полн. собр. соч. в 16-ти тт., т. 11, с. 126.

22 Там же, т. 12, с. 150.

23 Эти слова переводятся с французского языка в собраниях сочинений А. С. Пушкина по-разному. Однако ни один из переводов так и не был принят. Оборот вошел в русский язык фонетической калькой «комильфо».

24 См.: Щеголев П. Е. Дуэль и смерть Пушкина. Исследования и материалы, М., 1987, с. 271.

25 См., напр.: Последний год жизни Пушкина. Переписка. Воспоминания. Дневники, М., 1988, с. 358.

26 Цявловская Т. Г. Неизвестные письма к Пушкину от Е. М. Хитрово // Прометей, 1975, № 10, с. 256-257.

 


 

В. Е. Орлов
Опубликовано в журнале «Филологические науки», 1996г. №1. С.3.