28 января. В этот день**:
1821 год
Каменка. Пушкин вместе с А.Л. и В.Л. Давыдовыми выезжает в Киев.
1823 год
Шаево Кологривского уезда Костромской губернии. П.А. Катенин в письме к Н.И. Бахтину осуждает статью П.А. Вяземского о «Кавказском пленнике» Пушкина за похвальный отзыв о поэме.
1825 год
Михайловское. В письме к П.А. Вяземскому в Москву Пушкин сообщает о посланных с И.И. Пущиным В.Ф. Вяземской 600 руб. Просит переслать А.П. Савёлову письмо. Пишет о «Горе от ума» («Чацкий совсем не умный человек — но Грибоедов очень умён»), о Д.И. Хвостове и В.С. Филимонове. О своём падении с лошадью на льду.
Михайловское. Пушкин получает письмо от П.А. Вяземского, в котором он просит Пушкина прислать ему «все стихи» свои, и письмо от В.Ф. Вяземской. В письме к Вяземскому в Москву Пушкин просит передать благодарность Вяземской за её письмо и советы. Пишет о позиции, которую ему (Пушкину) следует занять в отношениях с правительством: «Более чем когда-нибудь обязан я уважать себя — унизиться перед правительством была бы глупость». Сообщает о посланных с И.И. Пущиным отрывках из «Цыган». Отвечает на просьбу прислать стихи: «…заветных покаместь нет».
1826 год
Петербург. Петропавловская крепость. Декабрист И.Н. Горсткин отвечает на вопросы следственного Комитета: «…я был раза два-три у к<нязя> Ильи Долгорукова… у него Пушкин читывал свои стихи, все восхищались остротой, рассказывали всякий вздор, читали, иные шептали<сь?> и всё тут; общего разговора никогда нигде не бывало; съезжались как бы по должности, под конец и вовсе не съезжались; бывал я на вечерах у Никиты Муравьева, тут встречал частёхонько лица, отнюдь не принадлежавшие обществу; скоро всё это надоело, и понемногу совсем свидания прекратились».
Петербург. В «Русском Инвалиде» № 23 опубликован указ от 21 января о пожаловании А.Н. Раевскому звания камергера и сообщение об аресте В.К. Кюхельбекера в Варшаве.
1827 год
Петербург. В письме к Пушкину А.А. Дельвиг сообщает, что «Цыганы» пропущены цензурой и «доставлены Бенкендорфу. Выйдут от него и будут печататься». Пишет, что вернул вдове К.Ф. Рылеева долг (600 рублей). Благодарит за «19 октября», сетует на молчание Пушкина, сообщает, что будет обедать у его родителей, где провожают Льва Сергеевича на Кавказ, увидит там Арину Родионовну и А.П. Керн. Пишет, что видается с П.А. Осиповой. Интересуется, получил ли Пушкин его предыдущее письмо, вместе с которым он переслал из Петербурга письмо сестры Пушкина Ольги Сергеевны, и оно не должно было оставить Пушкина равнодушным: «…если не тронуло тебя, то ты не поэт, а камень».
Петербург. Д.В. Веневитинов пишет С.П. Шевырёву большое письмо о журнале и ободряет: «Не пугайтесь гонений ни Дм<итриева>, ни Дав<ыдова>… Дм<итриев> завистлив и ему бы хотелось уронить хоть сколько-нибудь Пушкина. Молодых же людей он никогда не похвалит, всегда видя в них соперников».
1828 год
Петербург. Пушкин вместе с А.П. Керн, выполняя просьбу Н.О. Пушкиной, встречает и благословляет «образом и хлебом» новобрачных О.С. и Н.И. Павлищевых на квартире у А.А. Дельвига. Керн вспоминала позднее, что Пушкин был грустен в этот день, как всегда бывают люди в важных случаях жизни».
1830 год
Петербург. Пушкин отвечает П.А. Вяземскому на его письмо от 15—25 января. Благодарит за прозу (статью «О Московских журналах») — «подавай её более». Зовёт А.А. Дельвига скорее возвратиться. Сообщает, что похвалил «Милославского» в «Литературной Газете», что напечатал стихотворение «К ним» «противу воли Жуковского», и объясняет почему. Пишет, что недоволен критикой М.П. Погодина на «Историю русского народа» Н.А. Полевого. Спрашивает о московских красавицах — Наталье Гончаровой и Екатерине Ушаковой, сообщает, что собирается в Москву. Благодарит «своего критика» Павлушу Вяземского, но написанной антикритики прислать не может — потерял.
Петербург. А.Х. Бенкендорф делает Пушкину в письме выговор, передающий замечание царя по поводу того, что Пушкин был на балу у французского посланника во фраке, а не в дворянском мундире, как все остальные приглашённые (письмо написано М.Я. Фон-Фоком, Бенкендорф только подписал его).
1831 год
Москва. Пушкин видится с актрисой Е.С. Семёновой и дарит ей экземпляр «Бориса Годунова» с надписью на обложке: «Княгине Екатерине Семёновне Гагариной от Пушкина. Семёновой — от сочинителя».
Москва. В.Ф. Вяземская по просьбе Пушкина приезжает к Н.И. Гончаровой и просит её поторопиться со свадьбой Пушкина и Н.Н. Гончаровой.
Петербург. В.Д. Комовский пишет A.M. Языкову о «Борисе Годунове». Называет пьесу «важнейшим явлением… нынешней нашей литературы» и «первым шагом к исторической драме». Считает, однако, что в пьесе «нет… театрального интереса. Пушкин не проник в глубокое значение той исторической эпохи… не изобразил её со всей живой очевидностью… не раскрыл в полноте с совершенством душу человека и характеры исторические, но набросал прекрасные очерки… беглые сцены… отрывки великого события… Язык необыкновенно хорош».
Шаево. П.А. Катенин посылает неизвестному лицу «Бориса Годунова» и пишет: «Не знаю, что думать не только о «Годунове», но даже о самом себе. Или в моём организме какой-нибудь недостаток скрывает от меня красоты „Годунова», или же вся, стихами и прозою пишущая братия ошибается. — Вот в чем дело: Вяземский, Давыдов, Баратынский, etc., etc. … восхищены и решают, что Пушкин себя превзошёл и мир изумил. Моё же мнение совершенно этому противоположное…». Катенин упрекает трагедию в недостатках стихосложения, в анахронизмах и смешении слогов «высокого и площадного», а также в «отсутствии всякого действия… Сцены между собою ничем не связываются. Говорят, характеры выдержаны; да им некогда держаться. Так легки, неполны абрисы…».
Москва. В № 17—20 «Московского Вестника» за 1830 г. М.П. Погодин в статье «Взгляд на кабинет журналов» (подпись: NN) осуждает травлю, которую поднял журнал «Вестник Европы» против всех выдающихся талантов: «Разверните летописи, и вы увидите, прав ли я: Дмитриев, Карамзин, Жуковский, Пушкин, Строев, Калайдович, Венелин… на всех поднимал он свой голос… Пушкин пришёл, увидел, победил… как оставить его в покое, рассчитал Вестник Европы, одно нападение на такого витязя стоит победы…».
Кавказ. А.А. Бестужев (Марлинский) пишет своей матери о Пушкине: «Он писатель, заблудившийся из XVIII века в наш, и жаль, писатель, который своим даром мог бы…».
1832 год
Петербург. Пушкин выдаёт в счёт своего долга П.В. Нащокину 1000 рублей А.Х. Кнерцеру, собирающемуся уезжать в Москву. В письме к Нащокину Пушкин сообщает: «Твои дела кончены. Андрей Христофорович <Кнерцер> получил от меня 1000 на дорогу; остаюсь тебе должен две тысячи с чем-то».
Петербург. Пушкин посылает письмо А.Ф. Рохманову, своему поверенному (у Пушкина — «Рахманов»), с которым, видимо, обсуждает возможность выкупить бриллианты. Благодарит за «Арапа» (чернильницу с арапчонком), фуляры для Ольги Андреевны посылает с Кнерцером, сообщает, что Брюллов <А.П.> на днях напишет его портрет.
Москва. В 1-м номере журнала «Телескоп» в статье «Летописи отечественной литературы» Н.И. Надеждин пишет о скудости русской словесности за прошлый год: «Восторженные песнопения Ломоносова и Державина, роскошные мечты Жуковского и Пушкина, басни Дмитриева и Краснова — это призраки усопших воспоминаний… Но и почти вся «муза» Пушкина за 1831 год развенчивается… воображение, пробужденное своенравными капризами Пушкина, мешавшегося из угла в угол, угрожало также всеобщею эпидемией, которая развеялась собственной ветренностью». Автор надеется на скорый поворот русской словесности от «рабства» её перед европейской литературой к «естественности и народности». В этой связи он выделяет «Бориса Годунова» Пушкина и «Марфу Посадницу» М.П. Погодина, которые «отличаются глубокой народностью».
Москва. Во 2-м номере «Телескопа» напечатано продолжение статьи Н.И. Надеждина «Летописи отечественной литературы», где он анализирует «Марфу Посадницу» М.П. Погодина в сравнении с «Борисом Годуновым». «По странному стечению обстоятельств начало прошлого года ознаменовано было появлением „Бориса Годунова», а конец заключен „Марфой Посадницей Новгородской». Сии произведения, написанные гораздо ранее, явились на рубежах протекшего года, как будто нарочно для того, чтобы год сей в летописях Русской словесности отметился эрой поэтического драматизирования народной истории, сообразно понятиям, требованиям и видам современного просвещения…». В альманахе «Северные Цветы» автор выделяет только стихи В.А. Жуковского и И.И. Дмитриева, сетует на «пустоту, их окружающую», и бранит Пушкина: «Справедливость вынуждает нас сказать, что стихотворения Пушкина… в «Северных Цветах» только что не портят альманаха, исключая одних «Бесов», в коих слышен ещё вольный скок его резвого воодушевления».
Москва. Напечатана и поступила в продажу книга: «Ладо или полное собрание лучших Романсов и песен. Подарок на 1832 г. для милых девушек и любезных женщин. Собранный из известных авторов, в типографии Лазаревых Института Восточных Языков»; в ней без подписи автора представлены следующие стихотворения Пушкина: «Кто при звездах и при луне», «Снова тучи надо мною», «Не пой, красавица, при мне», «Увы! зачем она блистает», «Буря мглою небо кроет», «В реке бежит гремучий вал», «Любви, надежды, тихой славы», известная песня, петая Г. Булаховым («Гляжу я безмолвно на чёрную шаль»).
Москва. Напечатана и поступила в продажу книга: «Лира Граций, подарок на Новый Год любительницам и любителям пения, или Новейшее собрание романсов и песен», в типографии Н. Степанова, при Императорском Театре. В ней помещены с его подписью девять стихотворений Пушкина: «Талисман» («Там, где море вечно плещет»), «Под вечер осенью ненастной», «Вчера за чашей пуншевой», «Кубок янтарный», «Татарская песня» («Дарует Небо человеку»), «Мечты, мечты», «Гляжу я безмолвно на чёрную шаль», «Ночной зефир», «Зимняя дорога» («Сквозь волнистые туманы»), «Эльвина, милый друг, приди, подай мне руку». В этом собрании с подписью «А. Пушкин» напечатано стихотворение «Заноет сердечко», не принадлежащее ему.
1833 год
Петербург. Пушкин присутствует на заседании Российской Академии. Обсуждается новое издание Словаря церковнославянского и русского языка (от прилагательного «бумазейный» до слова «бурка»). П.А. Вяземский напишет В.А. Жуковскому 29 января: «Пушкин был на днях в Академии и рассказывал уморительные вещи о бесчинстве заседания. Катенин избран в члены и загорланил там. Они помышляют о новом издании словаря. Пушкин более всего недоволен завтраком, состоящим из дурного винегрета для закуски и разных водок. Он хочет первым предложением своим подать голос, чтобы наняли хорошего повара и покупали хорошее вино французское».
Петербург. В статье Воейкова в «Литературных прибавлениях к Русскому Инвалиду» №8 «Путешествие переводчика из дворян Полетаева… «цитируются 7 стихов из пушкинских «Бесов» (от «Мчатся тучи» до «Кони стали») без указания автора.
1834 год
Петербург. Пушкин покупает у букинистов и дарит брату Л.С. Пушкину книгу К. Гриля Крамера «О запое и лечении онаго. В наставление каждому, с прибавлением подробного изъяснения для неврачей о способе лечения сей болезни» (М., 1819). На книге Пушкин делает надпись: «Милостивому Государю Братцу Льву Сергеевичу Пушкину».
1836 год
Париж. А.И. Тургенев, получив сообщение П.А. Вяземского о субботних собраниях у В.А. Жуковского, начинает новое большое письмо, обращённое к петербургским друзьям, и собирается продолжать его день за днём, пока не случится надёжной оказии, чтобы отправить его в Россию (будет напечатано в 1-м томе «Современника» под названием «Париж (Хроника русского)»).
Петербург. Барон Жорж Дантес, служащий в Кавалергардском полку, произведён в поручики. Из письма Дантеса Геккерну: «…Ночью танцуешь, утром в манеже, днём спишь – вот моя жизнь последних двух недель».
1837 год
Петербург.
Раннее утро. Из письма В.А. Жуковского к С.Л. Пушкину: «До пяти часов Пушкин страдал, но сносно… Но около пяти часов боль в животе сделалась нестерпимою, и сила её одолела силу души; он начал стонать; послали за Арендтом. По приезде его нашли нужным поставить промывательное, но оно не помогло и только усилило страдания, которые в чрезвычайной силе своей продолжались до семи часов утра… К семи часам боль утихла». А.И. Тургенев: «Ночью он кричал ужасно; почти упал на пол в конвульсии страдания. Благое Провидение в эти самые 10 минут послало сон жене; она не слыхала криков; последний крик разбудил её, но ей сказали, что это было на улице…».
8-й час утра. Когда поутру кончились его сильные страдания, Пушкин просил позвать жену. Из письма А.И. Тургенева: «…он сказал ей: „Arndt m’a condamné. Je suis blessé mortellement <Арндт меня приговорил; я ранен смертельно>». Он беспокоился за жену, думая, что она ничего не знает об опасности, и говорил, что люди заедят её, думая, что она была в эти минуты равнодушною: это решило его сказать ей об опасности… после того, как он сказал ей… она в нервическом страдании, лежит в молитве перед образами». По словам В.Ф. Вяземской, Пушкин, прощаясь с женою, сказал: «Ступай в деревню, носи по мне траур два года, и потом выходи замуж, но за человека порядочного».
Около 8 часов утра. Пушкин прощается с детьми. Из письма В.А. Жуковского: «Потом потребовал детей; они спали; их привели и принесли к нему полусонных. Он на каждого оборачивал глаза молча; клал ему на голову руку; крестил и потом движением руки отсылал от себя… Было очевидно, что спешил сделать свой последний земной расчёт и как будто подслушивал идущую к нему смерть».
10—11 часов утра. Пушкин прощается с теми, кто находится в его доме. Из письма А.И. Тургенева: «11 час<ов> утра. В квартире Пушкина… Пуш<кин> со всеми нами прощается; жмёт руку и потом даёт знак вытти. Мне два раза пожал руку, взглянул, но не в силах был сказать ни слова». Из письма В.А. Жуковского С.Л. Пушкину: «Я подошёл, взял его похолодевшую, протянутую ко мне руку, поцеловал её: сказать ему ничего я не мог, он махнул рукою, я отошёл. Так же простился он и с Вяземским. В эту минуту приехал граф Вьельгорский, и вошёл к нему, и так же в последние подал ему живому руку… „Карамзина? тут ли Карамзина?» — спросил он спустя немного. Её не было; за нею немедленно послали, и она скоро приехала. Свидание их продолжалось только минуту, но когда Катерина Андреевна отошла от постели, он её кликнул и сказал: „Перекрестите меня!» Потом поцеловал у неё руку». В.Ф. Вяземской «он пожал руку крепко, но уже похолодевшею рукою и сказал: „Ну прощайте!» — „Почему прощайте?» — сказала я, желая заставить его усумниться в его состоянии. — „Прощайте, прощайте», — повторил он, делая мне знак рукой, чтобы я уходила. Каждое его прощание было ускоренным, он боялся расчувствоваться…».
С утра по городу разнеслась весть, что Пушкин умирает. Целый день перед домом толпились пешеходы и разъезжали экипажи; по словам Я.М. Неверова, весь город принимает участие в Пушкине, беспрестанно присылают со всех сторон узнать, что с ним делается. Из письма В.А. Жуковского: «Одни осведомлялись о нём через посланных… другие — и люди всех состояний, знакомые и незнакомые — приходили сами. Трогательное чувство национальной, общей скорби выражалось в этом движении, произвольном, ничем не приготовленном. Число приходящих сделалось наконец так велико, что дверь прихожей (которая была подле кабинета, где лежал умирающий) беспрестанно отворялась и затворялась; это беспокоило страждущего; мы придумали запереть дверь из прихожей в сени, задвинули её залавком и отворили другую, узенькую, прямо с лестницы в буфет» — здесь для посетителей выставляли бюллетени о состоянии Пушкина.
Императрица Александра Фёдоровна записывает в дневник: «Плохо спала, разговор с Бенкендорфом, полностью за Дантеса, который, мне кажется, вёл себя как бедный рыцарь. Пушкин, по словам Загряжской, как грубиян (wie ein grober Kerl).
Из дневника девицы М.К. Мердер: «28 января 1837 г. Четверг. Как быстро распространяются слухи! … Вот к чему привела женитьба барона ДАнтеса! Раз дуэли было суждено состояться, то уж не проще ли было покончить с мужем прежде, чем обвенчаться с сестрою его жены?».
Утром возле постели Пушкина несколько часов провёл П.А. Плетнёв. Он напишет позднее В.Г. Теплякову: «В четверг утром я сидел в его комнате несколько часов (он лежал и умер в кабинете, на своём красном диване, подле средних полок с книгами). Он так переносил свои страдания, что я, видя смерть перед глазами, в первый раз в жизни находил её чем-то обыкновенным, нисколько не ужасающим».
Около полудня. Приезжает Н.Ф. Арендт, от которого Пушкин ожидал с нетерпением ответа на свою просьбу. Однако Арендт ожидаемого известия не привёз. Видя тревогу Пушкина, В.А. Жуковский решает немедленно идти во дворец. Из письма Жуковского: «В это время приехал доктор Арендт. „Жду царского слова, чтобы умереть спокойно», — сказал ему Пушкин. Это было для меня указанием, и я решился в ту же минуту ехать к Государю, чтобы известить Его Величество о том, что слышал… Сходя с крыльца, я встретился с фельдъегерем, посланным за мной от Государя, Извини, что я тебя потревожил, сказал он мне при входе моём в кабинет».
Императрица Александра Фёдоровна пишет С.А. Бобринской: « Нет, нет, Софи, какой печальный конец этой печальной истории между Пушкиным и Дантесом. Один ранен, другой умирает. … Мне сказали в полночь, я не могла заснуть до 3 часов, мне всё время представлялась эта дуэль, две сестры, одна жена убийцы другого… Пушкин… написал наглые письма Геккерну, не оставя ему возможности избежать дуэли. – С его любовью в сердце стрелять в мужа той, которую он любит, убить его, – согласитесь, что это положение превосходит всё, что может подсказать воображение о человеческих страданиях. Его страсть должна быть глубокой, настоящей. – Сегодня вечером, если вы придёте на спектакль, какие мы будем отсутствующие и рассеянные…».
Первый час дня. Из письма А.И. Тургенева: «Полдень. Арндт сейчас был… надежды нет, хотя и есть облегчение страданиям…».
В.А. Жуковский в Зимнем дворце в кабинете Николая I сообщает царю о положении дел. Из правленного Жуковским текста его письма к С.Л. Пушкину: «- Государь, я сам спешил к Вашему Величеству, в то время, когда встретился с посланным за мною». Рассказав о том, что говорил Пушкин, я прибавил <что> я счёл долгом сообщить эти слова немедленно Вашему Величеству. «Скажи ему от меня, что я поздравляю его с исполнением христианского долга; о жене же и детях он беспокоиться не должен; они мои»». Заключая свой разговор с Жуковским, царь поручает ему опечатать бумаги Пушкина после его смерти.
К Пушкину приходит В.И. Даль, только что узнавший о дуэли. Из воспоминаний Даля: «У Пушкина нашёл я уже толпу в передней и в зале; страх ожидания пробегал по бледным лицам. Д-р Арендт и д-р Спасский пожимали плечами. Я подошёл к болящему, он подал мне руку, улыбнулся и сказал: „Плохо, брат!» Я приблизился к одру смерти и не отходил от него до конца страшных суток. В первый раз сказал он мне ты, — я отвечал ему так же, и побратался с ним уже не для здешнего мира».
2 часа дня. Из письма А.И. Тургенева: «Два часа. Есть тень надежды, но только тень, т. е. нет совершенной невозможности спасения. Он тих и иногда забывается».
Из воспоминаний К.К. Данзаса: «Весь… день Пушкин был довольно покоен; он часто призывал к себе жену; но разговаривать много не мог, ему это было трудно. Он говорил, что чувствует, как слабеет». Мужество и терпение Пушкина перед лицом смерти и телесных страданий поразили его друзей. В.И. Даль писал: «Пушкин заставил всех присутствующих сдружиться с смертью, так спокойно он ожидал её, так твёрдо был уверен, что последний час его ударил». П.А. Плетнёв сказал Далю: «Глядя на Пушкина, я в первый раз не боюсь смерти». П.А. Вяземский сообщал А.Я. Булгакову: «Арендт, который видел много смертей на веку своём… отходил со слезами на глазах от постели его и говорил, что он никогда не видел ничего подобного. Такое терпение при таких страданиях!».
7-й час вечера. В болезни Пушкина наметился некоторый перелом, давший на несколько часов надежду, что он будет жить. Из записки В.И. Даля: «К шести часам вечера, 28 ч<исла>, болезнь приняла иной вид… пульс… стал полнее и твёрже; в то же время начал показываться небольшой общий жар… поставили мы с д-ром Спасским тотчас 25 пиявок и послали за Арендтом. Он приехал, одобрил распоряжение наше. Больной наш твёрдою рукою сам ловил и припускал себе пиявки и неохотно допускал нас около себя копаться. Пульс сделался ровнее, реже и гораздо мягче; …Пушкин заметил, что я стал бодрее, взял меня за руку и сказал: „Даль, скажи мне правду, скоро ли я умру?» — „Мы за тебя надеемся ещё, право, надеемся!» Он пожал мне руку и сказал: „Ну, спасибо!» Но повидимому он однажды только и обольстился моею надеждою; ни прежде, ни после этого он ей не верил… Во время этого недолгого облегчения Пушкин сказал Данзасу: «Как жаль, что нет теперь здесь Пущина и Малиновского. Мне легче было бы умирать».
Вечер. Из письма А.И. Тургенева: «…в течение вечера как казалось, что Пушкину едва, едва легче; какая-то слабая надежда рождалась в сердце более, нежели в уме…».
Ночь с 28-го на 29-е. Всю ночь возле Пушкина находится В.И. Даль, рядом в комнате — В.А. Жуковский, П.А. Вяземский, М.Ю. Виельгорский. После полуночи становится ясно, что состояние Пушкина вновь ухудшается. Из записки Даля: «…уже с полуночи и в особенности к утру общее изнеможение взяло верх; пульс упадал с часу на час… Почти всю ночь держал он меня за руку, почасту просил ложечку холодной воды, кусочек льду и всегда при этом управлялся своеручно — брал стакан сам с ближней полки, тёр себе виски льдом, сам снимал и накладывал себе на живот припарки, и всегда ещё приговаривая: „Вот и хорошо, и прекрасно!»… – Кто у жены моей? – спросил он между прочим. Я отвечал: много людей принимают в тебе участие, – зала и передняя полны. «Ну, спасибо, – отвечал он, – однако же поди, скажи жене, что всё слава богу, легко; а то ей там, пожалуй, наговорят». Когда тоска и боль его одолевали, он крепился усильно, и на слова мои: „Терпеть надо, любезный друг, делать нечего; но не стыдись боли своей, стонай, тебе будет легче», — отвечал отрывисто: „Нет, не надо, жена услышит, и смешно же это, чтобы этот вздор меня пересилил!» Он продолжал по-прежнему дышать часто и отрывисто, его тихий стон замолкал на время вовсе».
П.Д. Дурново записывает в дневнике: «28 <января 1837> Пушкин (писатель) вчера в четыре часа пополудни дрался на дуэли со своим свояком Дантесом (приёмным сыном дЭккерна). Он считал его любовником своей жены. … Утром я ходил получать прошения, а потом представлялся Великой княгине Елене. Было много народу, так как это был праздник Великого князя. Я заехал <потом> к г-же Полторацкой – она недавно приехала. Вечером зашёл ненадолго к княгине Грузинской – у неё был народ. Позднее к Нессельроде. Раут». Из памятной книжки А.П. Дурново: «Вчера в 4 дня Пушкин дрался с своим зятем Экерном. Только об этом и говорили при дворе, где давали спектакль – потом на рауте у Нессельродов. Пушкин был зачинщиком. Он ранен в живот и приговорён; другой легко ранен в руку».
