Пушкинский сайт

6 февраля 1837г., отвечая на вопросы комиссии военного суда, Жорж Дантес показал: «Генваря 26-го Нидерландский посланник Барон Геккерн получил от Камергера Пушкина оскорбительное письмо, касающееся до моей чести, которое якобы он неадресовал на мое имя единственно потому, что щитаит меня подлецом и слишком ниским. Все сие может подтвердится письмами находящимися у ЕГО ИМПЕРА­ТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА»¹ (сохранены орфография и пунктуация подлинника. ‒ В. О.). 9 февраля комиссия констатировала, что «письма, на кои ссылается он (Дантес. ‒ В.О.),  получены от графа Нисельрода»² (министра иностранных дел Российской империи К. В. Нессельроде. – В. О.). С писем были сняты копии, сделан перевод с французского языка, а сами они возвращены графу Нессельроде. Был ли в их числе подлинник январского письма Пушкина и где он находится в настоящее время ‒ неизвестно. Все исследования январского письма проводились по хранящимся в настоящее время в ИРЛИ копии из военно-судного дела и так называемой «автокопии», которая, как считают, сделана самим поэтом и которая была приобретена в 1918 году у племянницы К. К. Данзаса, секунданта Пушкина на последней дуэли.

Впервые «автокопия» январского письма была воспроизведена факсимильно в книге А. Амосова «Последние дни жизни и кончина Александра Сергеевича Пушкина», изданной в 1863 году.³ К книге приложены копии и других документов о дуэли, причем специально указано, что эти копии сняты с соответствующих подлинников, которые «все доставлены К. К. Данзасом» (разрядка моя. – В. О.).

Книга Аммосова вызывает ряд вопросов. Неясно, во-первых, как могли попасть к Данзасу, подсудимому по делу о дуэли и понесшему наказание за участие в ней, подлинники документов, и сейчас хранящиеся в военно-судном деле, доступ к которому был, конечно же, ограничен, поскольку в нём оказались затронутыми иностранные дипломаты, император Николай I и высшие сановники империи. Во вторых, как мог оказаться у Данзаса подлинник приложенного к книге письма Пушкина к главе III отделения графу Бенкендорфу? Наконец, когда и при каких обстоятельствах была возвращена Данзасу «автокопия» январского письма (известно, что «своеручную», т.е. выполненную рукою Пушкина, копию Данзас направил 4 февраля 1837г. шефу жандармов с «покорнейшею просьбою» показать ее «Его Императорскому Величеству как покровителю и благодетелю несчастного семейства Пушкиных»⁴)?

Рис. 1. «Автокопия» письма Пушкина к Геккерну.  Лицевая сторона. Подлинник.

Рис. 2. «Автокопия» письма Пушкина к Геккерну.  Оборотная сторона. Подлинник.

«Автокопия» (см. рис. 1-2) оставляет двойственное впечатление. Она написана четким, аккуратным и однообразным почерком. Строки горизонтальные, имеют одинаковую длину, равномерно заполнены словами; расстояния между строками одинаковы. Текст занимает обе стороны одного листа бумаги. Однако в тексте содержатся многочисленные сокращения, описки и даже ошибки. Почерк, хотя и легко читаемый, отличается от почерка «французских» беловых писем поэта и в отдельных местах «подправлен» под пушкинский почерк: так, соединены дополнительной горизонтальной чертой поперечины букв «t» в словах, где эти буквы расположены близко одна к другой. Для придания «автокопии» убедительности документа она выполнена без абзацев, пропусков, помарок и последующих исправлений, однако при этом «автокопия» не подписана и не датирована Пушкиным.

Проведенный Н. В. Измайловым сравнительный анализ текстов «автокопии» и копии из военно-судного дела выявил значительные расхождения между ними⁵. Сравнение «автокопии» с ее текстом в книге Аммосова также вызывает недоумение. В тексте не только исправлены описки факсимиле, но и произведена его разбивка на абзацы и выделено восклицательным знаком обращение к Геккерну в начале письма, чего нет в факсимильной копии, но есть в копии из военно-судного дела. И еще: слово «un incident» (случай), которое есть в факсимиле, заменено в тексте его неточным синонимом «un accident».

Часть вопросов снимается допущением, что приложение к аммосовской книге не было «доставлено» Данзасом, а комплектовалось самим автором из документов военно-судного дела с привлечением других источников. Такое допущение подтверждается и первым издателем «Подлинного военно-судного дела», который в предисловии к публикации «Дела» отметил, что «некоторые находящиеся в нем документы уже были опубликованы, частью буквально, частью в пересказах, но в подлиннике (разрядка моя. ‒ В. О.) и в полном объеме оно до сих пор публике неизвестно»⁶.

Такое допущение необходимо еще и потому, что к книге Аммосова оказался приложенным «подлинник» письма Пушкина к А.Х. Бенкендорфу от 21 ноября 1836г. Однако этот подлинник был найден уже в наше время в архиве секре­таря шефа жандармов П. И. Миллера, который в черновой записи отметил, что «письмо к гр. Бенкендорфу он (Пушкин. ‒ В. О.) не послал, а оно найдено было в его бумагах после смерти, переписанное и вложенное в конверт для отсылки»⁷.

Ни в одной копии январского письма А. С. Пушкина к Геккерну нет ни слова обвинения барону в авторстве появившихся в 1836г. и порочивших имя поэта «пасквильных дипломов». В ноябрьском же письме к Бенкендорфу гово­рится: «Утром 4 ноября я получил три экземпляра безыменного письма, оскорбительного для моей чести и чести моей жены. По виду бумаги, по слогу письма, потому, как оно было составлено (разрядка моя. ‒ В. О.), я сразу же догадался, что оно от иностранца, человека высшего общества, дипломата. Я занялся розыском <…> Я убедился, что безыменное письмо ‒ от г-на Геккерна, о чем считаю своим долгом известить правительство и общество. Будучи единственным судьей и хранителем моей чести и чести моей жены и вследствие этого не тре­буя ни правосудия, ни мщения, я не могу, да н не хочу представлять кому бы то ни было доказательства того, что я утверждаю»⁸. Почему спустя два месяца Пуш­кин не стал настаивать на том, что автором письма был Геккерн, до настоящего времени не выяснено.

Аммосов приводит в своей книге слова Данзаса о том, что «автором этих (у Данзаса – анонимных. ‒ В. О.) записок, по сходству почерка (разрядка моя. ‒ В. О.), Пушкин подозревал барона Геккерна, отца, и даже писал об этом графу Б. (Бенкен­дорфу. ‒ В. О.)»⁹. В таком случае Данзас должен был увидеть противоречие меж­ду своими и пушкинскими аргументами относительно авторства Геккерна. Судя по воспоминаниям Данзаса, очевидно, что он вообще не видел «дипломов на звание рогоносца», написанных, как известно, «печатными» буквами, т.е. почерком, не имеющим ничего общего с почерком Геккерна¹⁰. Из этого следует, что Данзас не был посвящен в подробности истории с «дипломами» и в своих воспоминаниях говорит совсем не о пресловутых дипломах, а о каких-то других анонимных «записках», тем более что и последовательность ноябрьских событий, в изложении Данзаса, не позволяет считать эти записки «дипломами»¹¹.

Очевидно, что в январской дуэльной истории Пушкин не хотел говорить о «пасквильных дипломах». Смещение акцентов в установлении истинных причин событий в сторону этих дипломов произошло в результате целенаправленных действий более осведомленных, чем Данзас, друзей поэта, что, впрочем, устраивало и его врагов. Достаточно большую лепту в эти действия внес и князь П. А. Вяземский, включивший изложение пушкинского письма к Бенкендорфу в так называемый «дуэльный сборник», появившийся в обществе вскоре после смерти Пушкина¹².

Отвечая на высказываемое пушкинистами мнение, что К. К. Данзас не допустил бы публикации под своим именем фальшивки (во время выхода книги он был жив, хотя и стар), можно рассматривать книгу Аммосова как результат предпринятого автором намеренного смешения действительных воспоминаний лицейского друга Пушкина и собственных «трудов».

Вернемся к истории с «пасквильными дипломами». Убедившись в том, что в январе  1837г.  Пушкин  не намеревался обвинять Геккерна в их написании, следует, казалось бы, сказать прямо противоположное о ноябрьской ситуации, если судить по написанному 21  ноября письму Пушкина к Бенкендорфу. Однако этому противоречит воспоминание В. А. Соллогуба о прочитанном ему в тот день письме, адресованном барону Геккерну. «Он (Пушкин. ‒ В. О.) запер дверь и сказал: «Я прочитаю вам мое письмо к старику Геккерну. С сыном уже покончено. <…> Вы мне теперь старичка подавайте». Тут он прочитал мне всем известное письмо к голландскому посланнику». Вспоминая затем январские события и прочитанную им копию письма Пушкина к Геккерну от 26 января 1837г., Соллогуб замечает: «Письмо, впрочем, было то же самое, которое он  мне читал за два  месяца, ‒ многие места я узнал»¹³.

Из сообщения Соллогуба, единственного человека, которому Пушкин читал ноябрьское письмо к Геккерну и который оставил воспоминания об этом, видно, что молодой друг поэта не нашел между ноябрьским и январским письмами существенной разницы. Значит, и в ноябрьском письме не было утверждения, что автором дипломов на звание рогоносца был Геккерн, и даже намека на это. Иначе Соллогуб не написал бы в своих воспоминаниях и такой фразы: «Кто был виновным (у Соллогуба – в сочинении «ругательных дипломов». ‒ В. О.), осталось тогда еще тайной непроницаемой»¹⁴.

Ноябрьское письмо А.С. Пушкина к Л. Геккерну дошло до нас в виде фрагментов. Клочки бумаги, на которых были написаны эти фрагменты, составили, как считалось вначале, две черновые редакции январского письма¹⁵. Поскольку клочки были подобраны один к другому не совсем точно, эту работу проделали заново Б. В. Казанский¹⁶ и Н. В. Измайлов¹⁷. Они провели анализ двух писем и их реконструкцию, доказав, что эти письма являются не черновыми редакциями январского письма Пушкина к Геккерну, а беловыми ‒ ноябрьского. Отдавая должное огромной работе, ими проделанной, нельзя все же согласиться с принятой ими концепцией ‒ возможностью реконструировать тексты писем посредством обоюдных заимствований, тем более словами и предложениями  из копий январского письма. Полученные таким способом «текст А» у Измайлова и «сводный текст» у Казанского не отражают динамики событий с начала ноября 1836г. по 26 января 1837г. и эволюции позиции поэта. Тем не менее, реконструированные этими пушкинистами тексты используют для обоснования положения о будто бы имевшейся у Пушкина уверенности в авторстве Геккерна дипломов на звание рогоносца.

Следует обратиться, прежде всего, к письму,  разорванному на 16 клочков (см. рис. 3-6). Оно более полное и написано раньше второго, разорванного на 32 клочка.

Рис. 3. (До) 21 ноября 1836г. Письмо Пушкина к Геккерну  (1-я беловая редакция) ‒ 1-й лист, лицевая сторона. Подлинник.

Рис. 4. (До) 21 ноября 1836г. Письмо Пушкина к Геккерну  (1-я беловая редакция с исправлениями) ‒ 1-й лист, оборотная сторона. Подлинник.

Рис. 5. (До) 21 ноября 1836г. Письмо Пушкина к Геккерну (1-я беловая редакция с позднейшими исправлениями: 1-я черновая редакция 2-ой редакции) ‒ 2-й лист, лицевая сторона. Подлинник.

Рис. 6. (До) 21 ноября 1836 г. Письмо Пушкина к Геккерну (1-я беловая редакция с позднейшими исправлениями: 1-я черновая редакция 2-ой редакции) ‒ 2-й лист,оборотная сторона. Подлинник.

Текст его сохранившихся фрагментов без позднейшей авторской правки дан ниже в переводе с французского языка¹⁸.

Начало письма (лицевая сторона и оборотная сторона 1-го листа и  начало текста на лицевой стороне 2-го листа):

«Господин барон,

Прежде всего, позвольте сделать краткий обзор того, что только что произошло. ‒ Поведение вашего сына было мне вполне известно и не могло быть мне безразлично, но так как оно не выходило из границ благопристойности и, кроме того, я знал, сколько моя жена заслуживает моей доверенности и моего <…>¹⁹ с тем, чтобы <… …> на сердце молодой женщины <…>) муж, по крайней мере, если он не поглупел, вполне естественно становится поверенным своей жены и ее твердым наставником. Признаться, я был не без тревоги. Случай, который в любое другое время был бы мне крайне неприятен, позволил весьма удачно выйти из положения: я получил безыменные письма. Я увидел, что время настало, и воспользовался этим. Остальное вы знаете: я заставил вашего сына играть роль столь забавную и столь жалкую, что моя жена, в удивлении от такой плоскости, не смогла удер­жаться от смеха и волненье, которое, быть может, некогда почувствовала она при виде этой великой и возвышенной страсти, угасло в отвращении самом по­койном и как нельзя более заслуженном.

Но вы, господин барон, какова была ваша собственная роль во всем этом деле?

Вы, представитель коронованной главы, вы были <……> старухе, вы разве только не подстерегали <…> углах, чтобы говорить ей о вашем сыне, и когда, больной венерической болезнью, он был изнурен лекарствами, вы говорили, подлец, что он умирает от любви к ней; вы бормотали ей: возвратите мне сына ‒

Вы видите, что я не стесняю себя: но погодите, это еще не все: я же гово­рил вам, что дело запутывается. Возвратимся к безыменным письмам. Вы же догадываетесь, что они для вас интересны».

Обратим внимание на уточнения в общепринятом переводе письма. Во-первых, лексика перевода сверена со «Словарем языка Пушкина»²⁰. Во-вторых, отнесено не просто к прошлому, а к отдаленному прошлому «волнение», возможно испы­танное женой поэта, что обусловлено использованием в придаточном предложе­нии времени plus-que-parfait в сочетании со временем passé simple в главном пред­ложении (т.е. не «раньше»²¹, а «когда-то», «некогда»). В-третьих, исправлена очевидная ошибка Измайлова и Казанского, которые, идя лишь от принятой словар­ной лексики, прочитали «j’en sais long», а не «j’en suis long», как в тексте, и перевели эту фразу «я хитер», «меня не провести» (Казанский) и «я хорошо осведомлен» (Измайлов), что не вытекает и из контекста письма.

Следует еще раз подчеркнуть, что письмо написано Пушкиным первоначально как беловое. Об этом свидетельствуют четкий, разборчивый почерк, полная подпись и то, что единственные полностью зачеркнутые две полустроки на лицевой сторо­не 2-го листа письма вымараны так тщательно потому, что поэт не хотел, чтобы они были прочитаны адресатом. Все другие правки внесены позже, «для себя». Некоторые новые слова не вполне разборчивы. Это сделало черновым бывшее беловое письмо.

Для целей данного анализа важно освободить первоначально написанный Пушкиным текст от последующих наслоений (см. рис. 7).

Рис. 7. (До) 21 ноября 1836г. Письмо Пушкина к Геккерну (1-я беловая редакция с позднейшими исправлениями: 1-я черновая редакция 2-ой  редакции) ‒ 2-й лист, лицевая сторона. Рабочая копия.

Ниже дан продолжающий письмо фрагмент без внесенных в него позже поэтом правок (строки фрагмента пронумерованы цифрами от 1 до 19. Две вымаран­ные полустроки обозначены точками).

На лицевой стороне 2-го листа:

 1. Le 2 de novembre vous eûtes de M' votre fils une
 2.                     coup de plaisir. Il vous dit
 3.                     22té, que ma femme crei-
 4.                        u'elle en perdait la tête.
 5.                        frapper un coup décisif.
 6.                        plaires de la lettre ano-
 7.                        'on avait distribué)
 8.                            it été fabriquée avec
 9.
10.
11.
12. tait sûr de trouver mon23
13. inquiétais plus. Effectivement, avant trois jours
14. de recherches, je ......................................
15. .......................... 24  — Si la diplomatie n'est
16. que l'art de savoir ce qui se fait chez les autres et
17. de se jouer de leurs projets, Vous me rendrez ia ju-

Продолжение фрагмента на оборотной стороне 2-го листа:

18. stice d'avouer que vous avez été vaincu sur
19.  tous les points.

Ориентируясь на верхние части букв, оставшиеся от некоторых слов 2-й строки в ее первой половине, Измайлов и Казанский реконструируют всю строку: «nouvelle qui vous fit beaucoup de plaisir». С ними можно согласиться, и тогда первые две строки фрагмента переводятся так:  «2 ноября вы узнали от вашего сына новость, которая доставила вам большое удовольствие. Он сказал вам». Далее, ориентируясь на оставшееся от слова окончание, которое они прочли как «ité», исследователи читают: «que je soupsonnaís la vérité» («что я подозреваю правду»). Однако здесь не может быть слова «правду», так как в сочетании со следующим предложением, в котором Пушкин упоминает свою жену, это подразумевало бы признание поэтом какой-то ее вины, что невозможно. Это противоречило гордому характеру Пушкина и словам письма о «спокойном отвращении» Натальи Николаевны к Дантесу. Необъяснима была бы тогда и радость Геккерна (скорее ему, наоборот, следовало опасаться того, что Пушкин «знает правду»). С большой долей вероятности можно считать, что поэт написал в этом месте какую-то нейтраль­ную фразу, например, «que je m’étais déconcerté» («что я нахожусь в замеша­тельстве»).

Реконструкция следующей строки, выполненная Казанским, представля­ется абсолютно неверной, прежде всего с точки зрения ее смысла, но и с грамматической стороны («que ma femme creignait un esclandre et qu’elle en perdait la tête» ‒ «что моя жена боится скандала и что она теряет голову»). Фраза явно бессодержательна, заключенная  в   ней  информация  имеет «обратный» порядок, использовано редкое для Пушкина слово «un esclandre»; не переведено местоиме­ние «en», которое во французском языке заменяет прямое дополнение, обычно выраженное существительным (в самом деле, зачем понадобилось Пушкину в такой многословной фразе еще и отнести предложение «она теряет голову» к «скандалу» из предыдущего предложения?)

Следует также заметить, что использование Пушкиным в 6-й строке существительного «la lettre» («письмо») с определенным артиклем требует его присутствия в предыдущих строках в единственном числе с неопределенным артиклем, чего нет ни в варианте Казанского, ни в варианте Измайлова, хотя косвенно они подтверж­дают такую необходимость, придав надписанному поэтом позднее над 4-й строкой существительному «lettre» как раз неопределенный артикль. Поэтому одним из недостающих слов 4-й строки должно быть «une lettre». И тогда 3-я и 4-я строки вместе примут вид: «que je m’étais déconcerté, que ma femme creignait une de ces lettres et qu’elle en perdait  la tête» («что я в замешательстве, что моя жена боится одного из этих писем и что она от всего этого теряет рассудок»).

Такая реконструкция обеспечивает логически и грамматически верный переход от предыдущего текста к последующему и объясняет написанные Пушкиным слова о том, что анонимные письма «должны интересовать» Геккерна.

5-я строка, бесспорно, восстанавливается так: «Vous vous résolûtes à frapper un coup décisif» («Вы решили нанести окончательный удар»). 6-ю и 7-ю строки допустимо реконструировать так, как это сделали Измайлов и Казанский, но без конкретного указания даты получения Пушкиным экземпляров анонимного письма и их числа: «Je reçus <…> exemplaires de la lettre anonime (d’un nombre que l’on avait distribué)» — «Я поучил <…> экземпляров безыменного письма (из тех. которые были распространены)». Далее, 8-я строка, просто: «mais comme cette lettre avait été fabriquée avec» ‒ «но так как это письмо было изготовлено с».

Предлагаемая реконструкция 6-й, 7-й и 9-й строк включает в себя соответствие скобки, закрывающей 7-ю строку, и объясняет отсутствие точки в конце ее. Реконструкция текста 1-й – 8-й строк показывает, что Пушкин, не предъявляя Геккерну прямого обвинения, обнажает сущность того «окончательного удара», который барон и Дантес «решили»  (т.е. могли в любое время) нанести: распространить (огласить) содержание письма, внушающего тревогу жене поэта и ставшего известным сначала Дантесу, а от него, 2 ноября, ‒ Геккерну.

Находит свое объяснение и радость Геккерна: он думал, что Пушкин растерялся и по причине своей растерянности допустил, что об опасном письме и его содержании стало известно Дантесу. Поэт уже в начале письма оправдывает это недоразумение тем, что он знал об ухаживании молодого человека за его женой, даже был немного обеспокоен этим, и поэтому, когда ему в руки попались безыменные (анонимные) письма, связал их поначалу с Дантесом. В их числе было, очевидно, и опасное для Натальи Николаевны письмо. Последующая тщательная работа Пушкина над текстом рассматриваемого фрагмента и показывает нам его желание сказать об этом так, чтобы не доставить Геккернам еще большего удовольствия.

Строки с 8-й по 11-ю объясняют, почему Пушкин был уверен, что найдет автора безыменного письма. Из не дошедшего до нас довольно обширного текста этих строк мы точно знаем об одном аргументе: «письмо было изготовлено с», например «со столь малыми предосторожностями», что поэту не составляло особого труда найти автора. Использование Пушкиным глагола «fabriquer» (изготовлять, фабриковать) как раз и говорит о том, что автор безыменного письма принял определенные меры, чтобы остаться неузнанным.

Строки с 12-й по 14-ю, до вымаранных полустрок, восстанавливаются в соответствии с вышеизложенным так: «(é) —tait sûr de trouver mon auteur et je ne m’inquiétais plus. Effectivement, avant trois jours de recherches, je».

И поскольку с середины 15-й по конец 19-й строки в тексте нет пропущенных слов, перевод всего анализируемого фрагмента в его первой редакции будет следующим:

«2 ноября вы узнали от вашего сына новость, которая доставила вам большое удовольствие. Он сказал вам, что я в замешательстве, что моя жена боится одного из этих писем и что она от всего этого теряет рассудок. Вы решили нанести окончательный удар. Я получил <…> экземпляров безыменного письма (из тех, которые были распространены), но так как это письмо было изготовлено с <……> был уверен, что найду моего сочинителя, и не беспокоился больше. Действительно, после менее чем трехдневного розыска, я………………………………

…………………………………………— Если дипломатия лишь искусство узнать, что делается у других, и посмеяться над их планами, вы отдадите мне справедливость, признав, что были побеждены по всем пунктам».

Две вымаранные поэтом полустроки (см. рис. 8) чрезвычайно трудно поддаются расшифровке. Ясно, что в них подводился итог предпринятых Пушкиным розысков «сочинителя» и они не могли содержать слов общего характера, вроде «нашел, что искал», «открыл истину» и т.п., иначе поэт не стал бы так тщательно уничтожать их, поняв, очевидно, что вновь сообщает Геккернам сведения, которыми они могут воспользоваться.

Рис. 8.  (До) 21 ноября 1836г. Письмо Пушкина к Геккерну (1-я беловая редакция) с позднейшими исправлениями (1-я черновая редакция 2-ой  редакции) ‒ 2-й лист, лицевая я сторона. Фрагмент: две тщательно вымаранные и замаскированные Пушкиным надстрочными значками полустроки. Оригинал.

С текстологической точки зрения, единственной, но важной, особенностью этих полустрок является отсутствие выступающих вниз частей букв и знаков препинания, т.е. в их тексте нет букв f, g, j, p, q, y и запятых.

Дополнительную трудность для расшифровки представляло и то, что Пушкин надписал над вымаранными словами дополнительные маскирующие знаки.

Казанский предположил в начале первой полустроки «découvris le tout». Измайлов, вслед Казанскому, – «toute la». Дальше этого они, однако, не пошли, находясь, очевидно, в плену гипотезы об авторстве Геккерна анонимных писем, которые они отождествляли с «пасквильными дипломами», и не сумев найти адекватного продолжения предлагаемым словам. И в самом деле, за «toute la» должно следовать все то же «vérité» («правда») или что-то подобное, а за «le tout» ‒ союз «que», давая в первом случае бессодержательное «открыл правду», а во втором ‒ не менее бессодержательное «раскрыл все, что», однако, как отмечено выше, в тексте нет буквы «q».

Автору настоящей статьи удалось расшифровать текст двух полустрок с максимально возможной точностью. Пушкин тщательно вымарал, а затем дополнительно еще и замаскировал следующие слова: «découvris le tentateur embar(r)as-sé irrévérencieusement» (см. рис. 9). И тогда все предложение переводится так: «Действительно, после менее чем трехдневного розыска, я обнаружил искусителя, непочтительно поставленного в затруднительное положение».

Рис. 9.  (До) 21 ноября 1836г. Письмо Пушкина к Геккерну (1-я беловая редакция с позднейшими исправлениями: 1-я черновая редакция 2-ой  редакции) ‒ 2-й лист, лицевая я сторона.Фрагмент: две полустроки (14, 15), восстановленные и освобожденные от маскирующих надстрочных значков. Реконструкция.

Становится объяснимой гордость Пушкина: несмотря на допущенную им вначале понятную оплошность, доставившую радость Геккерну, он все же обнаружил присутствие в интриге третьего, главного, действующего лица – сочинителя письма без подписи, который был «дерзко» (еще одно значение слова «irrévérencieusement») «поставлен в затруднительное положение». Кем? Очевидно, Дантесом. Это вытекает из содержания рассмотренной части ноябрьского письма Пушкина. Как это произошло? Можно привести здесь воспоминания французского историка графа А. Фаллу, который, ссылаясь на «непререкаемый источник», писал: «Однажды в комнату Жоржа Геккерна явился Пушкин, поэт, наиболее заслуженно пользующийся популярностью в России. «Каким образом, господин барон, —  обратился к нему с видимым спокойствием поэт, — я нашел у себя эти письма, выписанные вашей рукой (т.е., по смыслу, ‒ без подписи, безыменные, анонимные. – В.О.)?» И представил письма, действительно содержащие выражения чрезвычайно сильного чувства. «Они не должны задевать вас, — ответил г. де Геккерн, — госпожа Пушкина соглашается получать их только для передачи своей сестре, на которой н намерен жениться»²⁵. Очевидно, в числе этих писем было и письмо от не угаданного тогда еще Пушкиным «искусителя».

На рис.10 представлен весь поддающийся реконструкции текст пушкинского письма к Геккерну (1-я беловая редакция) на лицевой стороне 2-го листа.

Рис. 10. (До) 21 ноября 1836г. Письмо Пушкина к Геккерну (1-я беловая редакция) ‒ 2-й лист, лицевая сторона. Реконструкция.

Далее Пушкин пишет:

«Теперь я подхожу к цели моего письма. Быть может, вы желаете знать, что помешало мне до настоящего времени опозорить вас в глазах дворов вашего и нашего. Извольте, я вам сейчас это скажу.

Я добр, простодушен <…> но у меня чувствительное сердце <…> Дуэли мне уже недостаточно <…> и чем бы она ни кончилась <…> достаточно отомщен ни <…> вашего сына, ни письмом <……> до малейшего следа этого подлого дела, из которого мне будет легко составить превосходную главу в истории рогоносцев.

Честь имею быть, господин барон, вашим покорнейшим слугою А. Пушкин»²⁶.

Общий смысл этой части письма ясен и без реконструкции. Пушкин объясняет, почему он так легко поверил вначале «признанию» Дантеса и почему он не опозорил Геккерна. который руководил подлым поведением своего «сына», взявшего на себя роль добровольной «ширмы» для настоящего соблазнителя Натальи Николаевны. Наконец, Пушкин заявляет, что не удовлетворится дуэлью с Дантесом и выведет на чистую воду и «папашу», и «сына».

Геккерны надеялись помолвкой Дантеса с Екатериной Гончаровой добиться сразу двух целей: выбить из рук Пушкина оружие против «искусителя», признав своим и адресованным Екатерине письмо последнего, и продолжать преследование жены поэта, что было весьма удобно «искусителю», а в глазах великосветского общества создавало вокруг молодого кавалергарда романтический ореол жертвы любви к замужней красавице. Своим письмом Пушкин показывал Геккернам знание им всей ситуации.

Во второй беловой редакции ноябрьского письма, которая была разорвана на 32 клочка, Пушкин вновь показывает Геккернам свое знание их планов и действий и принимает дополнительные усилия, чтобы предотвратить возможное использование бароном этого письма в своих целях. Поэт усиливает ту неоднозначность содержания, которая наметилась в первой редакции и обманула Соллогуба, принявшего «ругательные дипломы» за анонимные письма. Здесь же, очевидно, появляется у Пушкина мысль вернуть в полном объеме Дантесу роль, которую тот так «непочтительно» взял на себя сам, т.е. обвинить Дантеса н Геккерна в авторстве того «безыменного» письма, с которого все началось.

Таким оборотом дела Пушкин оставлял «искусителя» в его «затруднительном положении», резонно полагая, что как только негодяи начнут оправдываться, тут-то и обнаружится прикрытый ими «искуситель».

Так оно и произошло, но только после смерти поэта.

Примечания

¹ Дуэль Пушкина с Дантесом-Геккереном. Подлинное военно-судное дело 1837г. СПб., 1900. С. 43.

² Там же. С. 48.

³ См.: Аммосов А. Последние дни жизни и кончина Александра Сергеевича Пушкина со слов его бывшего лицейского товарища и секунданта Константина Карловича Данзаса. СПб., 1863.

⁴ Новые материалы о дуэли и смерти Пушкина. Пг., 1924. С. 91-92.

⁵ См.: Измайлов  Н. В. История текста писем Пушкина к Геккерну (17-21  ноября  1836 — 26 января  1837) // Летописи  Государственного литературного музея. Кн. первая. Пушкин. М., 1936. С. 345-348.

⁶ Дуэль Пушкина с Дантесом-Геккереном. С. III-IV.

⁷ Эйдельман Н. Я. Десять автографов из архива П. И. Миллера // Записки ОР ГБЛ. 1972. Вып. 3. С. 308-309.

⁸ Аммосов  А.  Указ. соч. С. 43-45». Подлинник  на  французском языке.

⁹ Там же. С. 9.

¹⁰ См.: Дуэль Пушкина с Дантесом-Геккереном… Приложение к С. 82.

¹¹ См.: Аммосов А. Указ. соч. С. 9-10, 10. прим.

¹² См.: Эйдельман Н. Я. О гибели Пушкина. По новым материалам // Новый мир. 1972. № 2. С 202.

¹³ Пушкнн в воспоминаниях современников. М., 1985. Т. 2. С. 345-346.

¹⁴ Там же. С 346.

¹⁵ См.: Русская старина. 1880. Июль. С. 516. прим.

¹⁶ См.: Казанский Б. Письмо Пушкина к Геккерну // Звенья Кн. VI. М.-Л., 1936. С. 5-94.

¹⁷ См.: Летописи Гослитмузея. Кн.  1. М., 1936. С. 338-357.

¹⁸ Переводы писем А. С. Пушкина, приведенные в настоящей статье, выполнены автором в соответствии с правилами, сформулированными им позднее в работе «О необходимости нового перевода на русский язык «французской» пушкинианы» (см.).  Учтены также замечания, сделанные В.С. Непомнящим, а также проф. В.В. Андрияновым в процессе работы над статьей, за что автор выражает им глубокую благодарность.

¹⁹ Здесь и далее в текстах писем Пушкина многоточием, заключенным в угло­вые скобки, обозначен относительно небольшой пропуск текста, двойным многото­чием ‒ пропуск большого фрагмента.

²⁰ См.: Словарь языка Пушкина.   В 4 т. М., 1956-1962.

²¹ См.: Ободовская И. М.. Дементьев М. А. Наталья Николаевна Пуш­кина: по эпистолярным материалам. М., 1985. С. 264.

²² H. В. Измайлов и Б. В. Казанский видят здесь «ité». В. И. Сайтов, по сообщению Казанского, только «té», и с ним следует согласиться: точка, которую Измайлов н Казанский принимают за часть буквы «i», является, вероятно, частью двоеточия в конце написанного позднее выше 3-й строки текста.

²³ Восстановлено по нижним частям букв.

²⁴ Вместо этих двух зачеркнутых полустрок Пушкин написал сверху: «savais à quoi m’en tenir» («знал, как мне поступить»). Написанные тем же почерком, что и все письмо до последовавшей позднее правки, эти слова принадлежат черно­вой второй редакции письма.

²⁵ Гроссман Л. П. Французские свидетельства о дуэли и смерти Пушкина // Пушкинский временник. М. — Л., 1939. Т. 4-5. С 428-433.

²⁶ Текст перевода зачитан на Пушкинской комиссии ИМЛИ 28 мая 1991г.

В.Е. Орлов.
Статья опубликована в сокращенном виде
в журнале «Филологические науки», 1992г., №2