Пушкинский сайт

Ниже следует текст доклада, за­чи­тан­но­го В. Ор­ло­вым 7 февраля 2018 года на 372-м за­се­да­нии Пушкинской комиссии ИМ­ЛИ им. Горь­ко­го РАН.

I. Европейский контекст. Рас­пад Свя­щен­но­го Со­юза

В начале XIX века европейская политика определялась борьбой с Наполеоном, добивавшимся создания Великой Франции, которая должна была быть окружена государствами-сателлитами. Планы Наполеона вступили в непримиримое противоречие со сложившейся в XVII веке в Европе системой государств – наследственных монархий.

Основная угроза планам Наполеона исходила из России и Англии. Англия должна была пасть в результате задуманной Наполеоном континентальной блокады, Россия – потерпеть от Франции военное поражение. 21 ноября 1806 года Наполеон подписал декрет о континентальной блокаде Англии. Всем странам было запрещено покупать английские товары. Доступ английских судов в европейские порты был закрыт. В результате был разрушен сложившийся европейский экономический баланс. Россия, вынужденная вследствие разгрома русской армии подписать в 1807 году Тильзитский мир, присоединилась к континентальной блокаде.

Затем последовали вторжение французских войск в Россию и разгром наполеоновской армии – сначала русскими войсками, а затем армиями стран антинаполеоновской коалиции. После первого отречения Наполеона главы стран коалиции приняли на Венском конгрессе решение: Франция возвращалась в границы 1796 года; к Австрии отходили земли Северной Италии; Пруссия, Россия и Австрия разделили на три части Польшу; Англия получила Мальту и Маврикий. Александр I не допустил расчленения Франции: она должна была стать противовесом Пруссии в будущей европейской конструкции, во главе которой русский царь как главный победитель Наполеона видел себя.

…В сентябре 1815 года в Париже российский император Александр I, австрийский император Франц I и прусский король Фридрих-Вильгельм III подписали договор о Священном Союзе, в основу которого был положен принцип поддержки находящихся у власти европейских династий, которым угрожали революции. Во главе Священного Союза стал инициатор его создания Александр I. По его предложению, для пресечения волнений в европейских монархиях необходимо использовать интервенции: Священный Союз введёт войска в любую страну, охваченную революцией.

В Европе при Священном Союзе сорок лет не было большой войны. Крымская война 1853 – 1856 годов началась из-за нарушения достигнутого после Венского конгресса равновесия: итальянские  княжества стали объединяться, влияние Австрии слабело, Пруссия начала политику создания единого германского государства, Франция и Англия обратили свои устремления на Балканы.

Полем столкновения интересов европейских стран и главным препятствием на пути их реализации стала Россия. В преддверии будущего открытого противоборства на полях военных сражений, борьба переместилась в залы дворцов и в салоны Петербурга.

II. Пуш­кин – слу­жащий Министерства иностранных дел

…По окончании Царскосельского лицея Александр Пушкин получил назначение на государственную службу в Коллегию иностранных дел на должность переводчика с денежным окладом семьсот рублей в год. Присяга императору была принесена им 15 июня 1817 года. Для получения доступа к секретным документам Пушкин подписал ещё два документа: обязательство о неразглашении служебной тайны и указ Петра I «О присутствующих в Коллегии иностранных дел, о порядке рассуждения по делам особенной важности и по бумагам текущим…».

В МИДе всеми делами заправляли статс-секретари Иоанн Антонович Каподистрия и Карл Васильевич Нессельроде. В руках Иоанна Каподистрия находилось управление образованной в 1818 году Бессарабской области.

…Весной 1820 года Пушкина вызвали к военному генерал-губернатору Санкт-Петербурга графу М.А. Милорадовичу для объяснения по поводу его эпиграмм, посвящённых графу Аракчееву. По городу пронеслись слухи, что Пушкина за них отправляют в ссылку. Однако ещё за две недели до принятия решения императором о переводе Пушкина на юг директор одного из департаментов МИДа Н.И. Тургенев сообщил русским дипломатам в Константинополь: «Пушкина дело кончилось очень хорошо. У него требовали его оды и стихов. Он написал их в кабинете графа Милорадовича. Как сей последний, так и сам Государь сказали, что это ему не повредит и по службе».

6 мая 1820 года в Константинополь из Санкт-Петербурга следует ещё одно письмо: «Пушкин завтра едет к Инзову. Государь велел написать всю его историю, но он будет считаться при Каподистрии». Пушкин едет курьером к генералу И.Н. Инзову, с предписанием о назначении последнего наместником Бессарабии. Срок командировки ограничивается 5 месяцами. Преодолев за 12 дней 1600 верст по распутице (невероятная по тем временам скорость), Пушкин 17 мая в Екатеринославе вручил Инзову соответствующие инструкции.

Но случилось так, что, искупавшись в Днепре, Пушкин «простудился», и его отпустили лечиться на Кавказ на два месяца. Вместе с генералом Н.Н. Раевским и его семьей он совершил поездку по маршруту: Ставрополь, Владимирский редут, станция при реке Безымянная, Прочный окоп, Царицынский редут, Темижбек, Кавказская крепость, Казанский редут, Тифлисский редут, Ладожский редут, Усть-Лабинская крепость, Карантинный редут, Екатеринодар, Мышастовка, станица Ивановская, Копыл (Славянск), Курки, далее — Темрюк, Пересыпь, Сенная. Эта поездка по передовой линии русских войск не производит впечатления оздоровительной прогулки. Наконец, 14 августа Пушкин оказывается в Тамани, затем перебирается в Крым, следует из Керчи в Феодосию и оттуда на военном бриге в Гурзуф. Из Гурзуфа вместе с молодым Раевским Пушкин верхом на лошадях добирается до Ялты. Оттуда через Мисхор и Алупку – в Бахчисарай. После Крыма Пушкин направляется в Бессарабию.

…В начале 1820-х годов Бессарабия была ареной крупных политических событий, и Пушкин в Кишинёве оказывается в самой их гуще. 23 февраля 1821 года греки под командованием генерал-майора русской армии, одного из руководителей тайной греческой организации «Фелике Гетерии» Александра Ипсиланти пересекли Прут и начали восстание в Молдавии и Валахии. Князь Ипсиланти — бывший адъютант Александра I, личный друг Каподистрии — в Яссах издал воззвание, в котором намекал на поддержку борьбы греков со стороны России, будучи уверен, что его выступление поддержит 14-я российская армия. Однако император Александр I, приверженный лежащему в основе Священного Союзом принципу легитимизма, не помог восставшим грекам и исключил Ипсиланти из русской службы. Тем не менее, в случае необходимости, войска могли быть переброшены на этот театр военных действий. Для рекогносцировки местности в Бессарабии работала группа офицеров. Для неофициальных контактов с восставшими в Кишинёв был направлен полковник Генерального штаба Павел Пестель.

Какую роль сыграл в этих событиях Пушкин? Если проанализировать сохранившиеся его записки, немалую. В качестве примера можно привести его описание сражения при Скулянах. А двухнедельная кочевая эпопея с цыганами по Бессарабии? Заметим, что цыгане, считавшиеся, что у турок, что у молдаван бесхитростными рабами, не подвергались карантину при переходе границ и могли беспрепятственно пересекать линию соприкосновения войск. К сожалению, многие доклады Пушкина, хотя и числящегося при Инзове, миновали канцелярию последнего и направлялись напрямую в Петербург, и либо исчезли, либо до сих пор лежат под грифом «сов. секретно» в архивах.

Вследствие принятого императором Александром решения не поддерживать греков в их борьбе за независимость, в 1821 году на юге России началась реорганизация армии. Разведывательная сеть, налаженная И. Липранди и М. Орловым, была разрушена. Это была победа К. Нессельроде, который действовал в интересах Австрии, за что его называли «австрийским министром иностранных дел при русском дворе». Нессельроде устранил своего соперника И. Каподистрию, который препятствовал политике Австрии, мечтавшей столкнуть Россию с оттоманской Портой.

Генерал Инзов оставил свою должность. Из управления МИДа была изъята Бессарабия, в результате чего и Пушкин остался не у дел. Его перевели в подчинение к губернатору Малороссии графу С.М. Воронцову. Здесь Пушкин по своей инициативе наладил связи с местными греками (Стурдзой, Ризничем и др.) и с поляками, в т.ч. с небезызвестной Каролиной Собаньской. Он надеялся на содействие со стороны Воронцова, но тот имел другие представления о приоритетах деятельности и к тому же считал Пушкина всего лишь мелким служащим своей канцелярии для разовых поручений.

Граф Нессельроде, в свою очередь, тоже не рассматривал Малороссию в качестве плацдарма для российской внешнеполитической деятельности. В т. ч. и по этой причине, Южная Россия стала оплотом будущих декабристов, вотчиной Павла Пестеля.

III. Снова в передовой линии

…Когда началась война 1828-29 годов на Кавказе, Пушкин пришёл к А.Х. Бенкендорфу проситься волонтёром в армию. Бенкендорф отвечал ему, что государь строго запретил, чтобы в действующей армии находился кто-либо не принадлежащий к её составу, но при этом предложил: хотите, я определю вас в мою канцелярию и возьму с собою? То есть Пушкину предлагали служить в канцелярии Третьего отделения. Пушкин не согласился и отправился в действующую армию «без разрешения» (и это в то время, когда нельзя было и версты проехать по России без подорожной).

Пушкин по дороге на Кавказ вёл записи. Но относительно подробный его отчет об этой поездке появится в печати лишь спустя почти шесть лет, когда было опубликовано «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года».

В 1834 году в Париже была издана книга французского дипломата Виктора Фонтанье «Voyages en Orient, entrepris par ordre du gouvernement français de l’année 1821 à l’année 1829. Turquie d’Asie » («Путешествия на Восток, предпринятые по повелению французского правительства с 1821 г. по 1829 г.: Азиатская Турция»»). В ней автор назвал Пушкина в числе лиц, составлявших окружение командующего русской армией И.Ф. Паскевича, язвительно заметив при этом, что «у турок не было бардов в свите» — некому было воспевать их подвиги — в то время как «замечательный своим воображением» поэт, «покинувший столицу, чтобы воспеть подвиги своих соотечественников», нашёл «в стольких славных деяниях, свидетелем которых он был, сюжет не для поэмы, но для сатиры». Француз сознательно дискредитировал военное значение побед Паскевича над турецкой армией. После подавления польского восстания 1831 года граф Паскевич подвергался в Европе резкой критике, особенно со стороны Парижа, и наших доморощенных либералов. И не только из-за Польши. Было известно, что на северо-восточном Кавказе осуществляется проект Паскевича по прокладке по побережью Чёрного моря линии сухопутного сообщения.

Пушкин в Предисловии к «Путешествию в Арзрум» ответил Фонтанье: «Я не читал никакой сатиры на Арзрумский поход. Никак бы я не мог подумать, что дело здесь идёт обо мне, если бы в той самой книге не нашёл я своего имени между именами генералов отдельного Кавказского корпуса: «Среди начальников, командовавших ею (армией князя Паскевича) выделялись генерал Муравьёв… грузинский князь Чичевадзе… армянский князь Бебутов… князь Потемкин, генерал Раевский и, наконец, г. Пушкин… покинувший столицу, чтобы воспеть подвиги своих соотечественников». Признаюсь: эти строки французского путешественника, несмотря на лестные эпитеты, были мне гораздо досаднее, нежели брань русских журналов… Приехать на войну с тем, чтобы воспевать будущие подвиги, было бы для меня с одной стороны слишком самолюбиво, а с другой слишком непристойно. Я не вмешиваюсь в военные суждения… Это не моё дело. <…> Я устыдился бы писать сатиры на прославленного полководца, ласково принявшего меня под сень своего шатра и находившего время посреди своих великих забот оказывать мне лестное внимание».

К «Путешествию в Арзрум» была приложена аналитическая справка Пушкина о курдах-езидах. В справке подробно описаны обычаи, традиции, верования, особенности психологии курдов-езидов, с целью использовать их как возможных союзников в борьбе России за Кавказ.

Во внешней политике Николая Первого первостепенное значение приобретала проблема возможного распада Османской империи. В правительствах России, Англии, Франции и Австрии рассматривались различные проекты передела территорий этого государства. Так возник «восточный вопрос». Важной составной его частью была и открывшаяся возможность создания новых государственных образований.

В 1827 году Россия вступает в коалицию с Англией и Францией для поддержки греков, восставших против турецкого владычества. Коалиция послала к берегам Греции эскадру, которая уничтожила османский флот в Наваринской бухте. После этого Турция закрыла проливы Босфор и Дарданеллы для русских судов и расторгла Аккерманскую конвенцию 1826 года, регулирующую русско-турецкие отношения. В ответ император Николай Первый 14 апреля 1828 года объявил войну Турции. Она велась на двух театрах военных действий — Балканском и Кавказском.

Остро вставала проблема, кто будет реально контролировать Черноморские проливы, кому отойдут территории в Восточной Анатолии и какому народу можно будет передать полномочия управлять ими.

Граф Паскевич предложил опираться на местный национальный элемент. Поэтому в Санкт-Петербурге решили обратить внимание на проживающих в регионе курдов. Этот вопрос особенно обострился, когда войска генерала Паскевича взяли в 1828 году важнейшие турецкие крепости, где проживало много курдов. Летом 1829 года должен был начаться Эрзрумский поход. Именно на эту операцию и стремился попасть Пушкин.

30 июня 1829 года император отправил депешу Паскевичу с приказом остановить войска «в связи с международными трудностями». От Арзрума до побережья Черного моря оставалось всего 200 верст — три дня военного перехода. Наступление было сорвано, а разработанные геополитические проекты откладывались «до лучших времен».

Русско-турецкая война 1828-1829 годов считается одной из самых неблагоприятных для России. Поэтому Пушкина не хотел подробно описывать ход военных действий на Кавказе и стремился выставить себя только в качестве «обычного путешественника». Хотя заметим, что профессией путешественника, равно как географа или литератора, набирающегося впечатлений, в XIX веке часто прикрывались разведчики. Так, спустя десять лет, в «путешествие» по Кавказу отправилась супружеская чета французов Ксавье и Адель Омер де Гелль. Муж профессионально занимался составлением карт, или, как сам он писал, «нивелировкой», местности «между двумя морями», а жена описывала его путешествия. А летом 1837 года Юг России посетит другой «путешественник» – создатель военного флота Германии прусский принц Адальберт.

IV. Пушкин и разведывательная служба МИД России

В начале XIX века внутри министерств были образованы канцелярии. Канцелярия МИДа подразделялась на четыре экспедиции. Первая ведала азиатскими делами, вторая — перепиской с Цареградской миссией и всеми внутренними делами, третья — «перепиской на французском языке с министрами (послами) в чужих краях и внутри государства», а также выдачей заграничных паспортов, четвертая — нотами и записками от иностранных послов. Были организованы и три секретные экспедиции – шифровальная, дешифровальная и газетная (служба перлюстрации).

В 1832 году Николай I вновь реорганизовал МИД. Были образованы департаменты. Департамент внешних сношений объединил секретные экспедиции. Курировал его непосредственно начальник Третьего отделения Императорской Его Величества Канцелярии А.Х. Бенкендорф. На базе III отделения была сформирована политическая разведка России. Возглавил её А.А. Сагтынский, который, в частности, создал в Европе агентурную сеть из так называемых «агентов-литераторов», главной задачей которых было ведение контрпропаганды.

20 июля 1831 года Пушкин попросил зачислить его на государственную службу. В письме к А.X. Бенкендорфу от 21 июля 1831 года он пишет: «Заботливость истинно отеческая Государя Императора глубоко меня трогает. Осыпанному уже благодеяниями Его Величества, мне давно было тягостно моё бездействие. Мой настоящий чин (тот самый, с которым выпущен я был из Лицея), к несчастию, представляет мне препятствие на поприще службы. Я считался в Иностранной коллегии от 1817-го до 1824-го года; мне следовали за выслугу лет ещё два чина, т.е. титулярного и коллежского асессора; но бывшие мои начальники забывали о моём представлении». Николай I в тот же день приказывает принять Пушкина на службу в МИД.

23 июля 1831 года Нессельроде получает письмо от Бенкендорфа о Высочайшем повелении определить в Государственную Коллегию Иностранных Дел «известнейшего нашего поэта, Титулярного Советника Пушкина». Пушкину был назначен оклад в размере 5000 рублей, что соответствовало в те времена окладу заместителя директора департамента министерства или губернатора. 14 ноября 1831 года Нессельроде обращается к императору с уточняющим вопросом: «Каким чином определить «известного нашего поэта, коллежского секретаря Пушкина в Коллегию?»

9 декабря 1831 года император жалует Пушкину чин титулярного советника. Пушкину объявили об этом во время принятия им присяги 4 января 1832 года на Английской набережной. Пушкин в этот день подписал текст с присягой и Клятвенное обещание.

Станислав Тарасов, автор ряда работ о Пушкине – сотруднике МИДа Российской империи, при содействии сотрудника Архива внешней политики России Игоря Григоряна обнаружил ещё один подписанный Пушкиным документ – указ императрицы Екатерины II от 1791 года. Он гласит: «Кроме министров департамента иностранных дел, каковыми Её Величество почитает канцлера (или без сего звания управляющего оным департаментом), вице-канцлера и членов секретной экспедиции, никто из прочих членов Коллегии (чтобы) не ходил в дома чужестранных министров, не имел с ними разговоров о делах, никого из них в своём доме не принимал, и ни под каким видом не вёл с ними переписки или пересылки». Пушкину, вопреки подписанному им указу Екатерины II, дозволялось посещать светские салоны, общаться с иностранными послами и дипломатами, рассуждать о внутренней и внешней политике России. Хотя Пушкин был зачислен на службу в Коллегию иностранных дел, официально зарплату он получал не из финансовых фондов МИДа для выплаты жалования её сотрудникам, а из специального фонда Николая I в министерстве финансов. По этой же схеме «финансировались», например, уже упоминавшийся А.А. Сагтынский и один из главных агентов-литераторов III отделения во Франции Я.Н. Толстой.

Таким образом, Александр Сергеевич по личному указанию Николая I был возвращен в одно из самых секретных учреждений России, каковым являлся МИД, и допущен к наиболее секретным документам России, архивам III отделения и семьи императора, материалам о Петре I, Елизавете, Екатерине Великой и даже ко всем данным о восстании Емельяна Пугачева.

V. Игроки составляют партии. «Русский Dangeau»

…26 января 1834 года Пушкин записывает в своём дневнике: «Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове. Так я же сделаюсь русским Dangeau». Пушкин в разговоре пояснил А.Н. Вульфу: «Непременно должно описывать современные происшествия, чтобы могли на нас ссылаться».

Зима 1833—1834 года была необычайно богата балами, раутами. Наталья Николаевна получила возможность бывать на дворцовых балах. Кончился сезон для Натальи Николаевны плохо. «Вообрази, что жена моя на днях чуть не умерла, — писал Пушкин своему другу П.В. Нащокину в начале марта 1834 года – Нынешняя зима была ужасно изобильна балами. На Масленице танцевали уж два раза в день. Наконец настало последнее воскресенье перед великим постом. Думаю: слава богу! балы с плеч долой! Жена во дворце. Вдруг, смотрю — с нею делается дурно — я увожу её, и она, приехав домой, выкидывает».

…26 января 1834 года Пушкин сделает в своем дневнике ещё одну запись: «Барон д’Антес и маркиз де Пина, два шуана, будут приняты в гвардию прямо офицерами. Гвардия ропщет». Шуанами называли участников восстания 1783 года в Вандее в поддержку свергнутой монархии и тех, кто, оставшись верен свергнутому Карлу X Бурбону, объединился в 1832 году в Вандее вокруг невестки короля, герцогини Беррийской. Среди её сторонников был и воспитанник Сен-Сирской военной школы в Париже барон Жорж Шарль Дантес. Уже в России в память о тех событиях он носил на руке перстень с портретом Генриха V, внука свергнутого короля.

Пушкин не знал, что Дантес прибыл в Россию с рекомендательным письмом принца Вильгельма Прусского, будущего германского императора, родного брата императрицы Александры Федоровны.

Отец Дантеса Жозеф Конрад получил титул барона при Наполеоне I, но, тем не менее, был верным легитимистом, вынужденным выйти в отставку после революции 1830 года. Он принадлежал к новому дворянству: его прапрадед, крупный промышленник, был возведён во дворянство только в 1731 году.

С 1823 года в Петербурге находился усыновивший позднее Дантеса барон Геккерен де-Беверваард. Начал он свою службу в 1805 году добровольцем во французском флоте. Пребывание на службе у Наполеона оставило в Геккерне симпатии к Франции.

В 1815 году было образовано Королевство Нидерландское (Бельгия и Голландия), и Геккерн из моряка стал дипломатом.

В течение весны-лета 1834 года на паркете Петербурга вели активную деятельность представители ведущих европейских держав, как официальные дипломаты, так и «иностранные особы» разного статуса. Образовывались «группы и союзы по политическим интересам». Голландский посол Геккерн наладил дружеские отношения с министром иностранных дел Карлом Нессельроде, жена которого была в Петербурге «представительницей интернационального ареопага, имевшего свои заседания в Сен-Жерменском предместье Парижа, в салоне княгини Меттерних в Вене и в салоне графини Нессельроде в Петербурге». Салон этот тогда – во второй половине 1830-х годов – был, по определению М.А. Корфа, «неоспоримо первый в С.—Петербурге» и играл весомую политическую роль.

…21 февраля 1837 года, через месяц после гибели Пушкина, германский дипломат князь Гогенлоэ напишет, что о нём по-настоящему скорбит «чисто русская партия, к которой принадлежал Пушкин» и которой противостоит значительная часть аристократии.

«Русская партия» – условный термин, объединивший патриотически настроенных русских людей в разных слоях населения; тем не менее, угрозу с её стороны, иногда сознательно ими преувеличенную, всерьез воспринимали представители «западной партии», партии иноземцев, стеной отгородивших Николая I от русского общества. В архивах вюртембергского и австрийского МИД были обнаружены секретные депеши послов иностранных государств, в которых Пушкин был назван видным политическим деятелем и идейным главой этой «русской партии».

Интересы Пруссии представляли при дворе многочисленные родственники царицы Александры Фёдоровны, прусской принцессы, жены Николая Первого. По нашему мнению, именно их называл П.А. Вяземский по цвету мундиров полка кавалергардов, шефом которого была пруссачка-царица, «красным морем», «красными», которых он обвинил в гибели Пушкина.

Одним из «красных» был прусский принц Карл – Принц Прусский Карл — Фридрих Карл Александр Прусский, позднее — генерал-фельдцейхмейстер прусской армии и генерал-фельдмаршал Императорской Российской армии.

На многочисленные придворные праздники, на балы и на военные маневры, на охоту в царских угодьях, как правило, приглашались и другие члены правящего в Пруссии дома Гогенцоллернов. В 1834 году в России гостил прусский принц Адальберт Генрих Вильгельм Прусский (1811−1873), племянник прусского короля Фридриха Вильгельма III, в будущем – военно-морской теоретик и адмирал, один из создателей прусской военной разведки и военно-морского флота Германии.

С юности принц много путешествовал по Европе: в 1826 году посетил Голландию, в 1832 году — Англию и Шотландию, в 1834 году — Петербург и Москву. В России принц Адальберт был тепло принят императором Николаем Павловичем, который 24 июня пожаловал ему высший императорский орден России — орден Святого Апостола Андрея Первозванного, как августейшему представителю союзного России королевства Пруссия и венценосному племяннику короля Пруссии. Этот принц был прямая противоположность своему двоюродному брату принцу Карлу, который слыл повесой и разгильдяем. Адальберта больше интересовали гавани и порты, оснащение флота кораблями и вооружением.

В Российском государственном архиве древних актов сохранилась записка, которая извещает главного управляющего Московского архива Коллегии иностранных дел, о визите в архив в 1834 году прусского принца Адальберта: «Получено 13 Августа в 10-м часу по утру. Милостивый государь, Алексей Федорович! Его Королевское Высочество Прусский Принц Аделберт сего числа в час по утру желает смотреть Иностранный Архив, о чём Ваше Превосходительство сим и имею честь уведомить. С истинным почтением и совершенною преданностию имею честь быть Вашего Превосходительства покорнейший слуга барон (подпись нрзб). Августа 13 дня 1834 года».

Спустя три года принц Адальберт снова побывает в России.

Принц Адальберт женился очень поздно, только в 1849 году, в возрасте 38 лет он обвенчался со старшей его по возрасту Терезой Эльсмер, получившей по просьбе принца от короля Пруссии Вильгельма IV титул баронессы фон Барним. Единственный сын в этом морганатическом браке появился на свет в 1841 году, ещё до признания королем Пруссии законным брачного союза его родителей. Это обстоятельство не помешало служебной карьере будущего адмирала.

VI. Уязвимость позиции

«Слишком приметна была она, – писал о Наталье Николаевне А. Ф. Онегин, – и как жена гениального поэта, и как одна из красивейших русских женщин. Малейшую оплошность, неверный шаг её немедленно замечали, и восхищение сменялось завистливым осуждением, суровым и несправедливым». Царедворец М.А. Корф вспоминал рассказ царя: «Под конец жизни Пушкина , встречаясь часто с его женою, которую я искренно любил и теперь люблю как очень добрую женщину, я раз как-то разговорился с нею о коммеражах, которым её красота подвергает ее в обществе; я советовал ей быть как можно осторожнее и беречь свою репутацию, сколько для неё самой, столько и для счастья её мужа при известной его ревности».

Но и сам Пушкин предостерегал Наталью Николаевну. Так, он писал 30 октября 1833 года из Болдино: «Ты кажется не путем искокетничалась. Смотри: не даром кокетство не в моде и почитается признаком дурного тона. В нём толку мало… <…> Гуляй, женка, только не загуливайся, и меня не забывай…».

В переписке с женой он ждет от неё откровенности в отношениях, надеясь помочь ей советами или предостережениями. 12 мая 1834 года Пушкин пишет Наталье Николаевне в Ярополец: «Какая ты дура, мой ангел! конечно я не стану беспокоиться оттого, что ты три дня пропустишь без письма, так точно как я не стану ревновать, если ты три раза сряду провальсируешь с кавалергардом. Из этого ещё не следует, что я равнодушен и не ревнив. Вчера был большой парад, который, говорят, не удался. Царь посадил наследника под арест. Сюда ожидают прусского принца и много других гостей».

Вторжение властей в его частную жизнь, в переписку с женой, стало для Пушкина потрясением. 3 июня 1834 года он пишет жене: «Я не писал тебе потому, что свинство почты так меня охолодило, что я пера в руки взять был не в силе. Мысль, что кто-нибудь нас с тобой подслушивает, приводит меня в бешенство a la lettre. Без политической свободы жить очень можно; без семейственной неприкосновенности (inviolabilité de la famille) невозможно: каторга не в пример лучше».

25 июня 1834 года Пушкин, недовольный недоверием властей к нему, не только как к обывателю, но и как к сотруднику МИДа, допущенному к самым главным секретам империи, подаёт царю через Бенкендорфа прошение об отставке. Ответ не замедлил последовать: царь никого не хочет удерживать на службе против воли; отставка, если он желает, будет ему дана, но без права пользоваться архивами. Это значило бы для Пушкина прервать начатую большую работу по истории Петра. Жуковский стал уговаривать Пушкина отказаться от этого намерения, и под давлением старшего друга Пушкин скрепя сердце взял свое прошение обратно. 22 июля он записал в дневнике: «Прошедший месяц был бурен. Чуть было не поссорился я со двором – но всё перемололось. – Однако это мне не пройдёт».

На лето 1834 года приходится и период разлада семейной жизни Пушкиных. Письма, которыми обменялись в это время супруги, судя по содержанию тех писем Александра Сергеевича, что до нас дошли, с его стороны, содержат упреки в отсутствии её писем и предостережения, с её стороны – упреки мужа в действительных или мнимых изменах.

11 июня 1834 г. Пушкин – из Петербурга в Полотняный завод: «Прошу тебя, мой друг, в Калугу не ездить. Сиди дома, так будет лучше. Пожалуйста, мой друг, не езди в Калугу. <…> У нас ожидают прусского принца». В тот же день: «Сейчас от меня тетка. Она просит, чтоб я тебя в Калугу пустил, да ведь ты махнешь и без моего позволения <…> Охота тебе думать о помещении сестер во дворец. Во-первых, вероятно, откажут; а во-вторых, коли и возьмут, то подумай, что за скверные толки пойдут по свинскому Петербургу. Ты слишком хороша, мой ангел, чтоб пускаться в просительницы».

Около 14 июля 1834 г.: «А о каком соседе пишешь мне лукавые письма? кем это меня ты стращаешь? отселе вижу, что такое. Человек лет 36; отставной военный или служащий по выборам. С пузом и в картузе. Имеет 300 душ и едет их перезакладывать — по случаю неурожая. А накануне отъезда сентиментальничает перед тобою. Не так ли? А ты, бабенка, за неимением того и другого, избираешь в обожатели и его: дельно. Да как балы тебе не приелись, что ты и в Калугу едешь для них. Удивительно! <…> Теперь поговорим о деле. Обеих ли ты сестер к себе берешь? эй, жёнка! смотри… Август близок. Слава богу, дождались. Надеюсь, что ты передо мною чиста и права; и что мы свидимся, как расстались».

Около (не позднее) 30 июля 1834 г.: «Что это значит, жена? Вот уж более недели, как я не получаю от тебя писем. Где ты? что ты? в Калуге? в деревне? откликнись. Что так могло тебя занять и развлечь? какие балы? какие победы? уж не больна ли ты? <…> Целую твой портрет, который что-то кажется виноватым. Смотри…»

В письмах нет сведений о разговорах Натальи Николаевны с императором по поводу её сестёр. Когда и где они имели место? Вероятно, это произошло в Москве или в Калуге. В это время Николай совершал инспекционную поездку по России. Тогда же Наталья Николаевна могла познакомиться и с прусским принцем Адальбертом, который сопровождал царя в поездке.

Пушкин выехал из Петербурга 16-17 августа и, почти не останавливаясь в Москве, приехал в Полотняный Завод ко дню именин Натальи Николаевны. Вместе с Гончаровыми Пушкины отпраздновали и этот день, и день её рождения 27 августа. В первых числах сентября Пушкины и сестры Гончаровы выехали из Полотняного Завода. Александр Сергеевич, оставив всех в Москве, поехал в Болдино. Сестры провели некоторое время в Москве, готовясь к отъезду в Петербург. Наталья Николаевна съездила ненадолго в Ярополец к матери, взяв с собой только дочь Машу. Ни Екатерина Николаевна, ни Александра Николаевна к матери не поехали. По-видимому, числа 25 сентября три сестры выехали в столицу.

Пушкин не задержался на этот раз в Болдине: 4 октября он приехал в Москву. 14 октября он уже в Петербурге. Из письма Екатерины Николаевны в Полотняный завод 16 октября 1834 г.: «Пушкин приехал позавчера в 10 часов утра; он нам сообщил все новости о вас; он был у матери, она ему наговорила бог знает что о нас».

14 мая 1835 года Наталья Николаевна родила сына Григория. Роды были трудные. Не зря беспокоился Пушкин ещё осенью о её здоровье. Он писал жене в 20-х числах сентября из Болдина: «Скажи пожалуйста, брюхата ли ты? если брюхата, прошу, мой друг, быть осторожной, не прыгать, не падать, не становиться на колени перед Машей (ни даже на молитве). Не забудь, что ты выкинула и что тебе надобно себя беречь».

VIII. Шулера при дворе

Ни сам Дантес, ни усыновивший его барон не могли, конечно, не обратить внимания на успех, которым пользовалась красавица Наталья Николаевна, окружённая толпой восторженных обожателей, среди которых были и приближенные царя, и представители иностранной аристократии. Два интригана повели планомерную атаку на жену Пушкина, стремясь совратить её и сделать игрушкой в своих руках. Дантес, демонстрируя, по ироническому замечанию Пушкина, «великую и возвышенную страсть» к Наталье Николаевне, втёрся в пушкинскую семью.

Вообще, о «страстной любви Дантеса» к Наталье Николаевне мы знаем из сплетен и домыслов великосветских «кумушек» вроде засидевшейся в девицах Софьи Карамзиной, и из писем самого Дантеса, которые были недавно опубликованы. Могла ли Наталья Николаевна, будучи на шестом месяце беременности, признаваться в «вечной» любви Дантесу? Как согласовать «признание в любви» Натальи Николаевны, словно снятое под копирку с женских романов, с её же словами, сказанными уже после смерти Пушкина: «…Позволить читать свои чувства мне кажется профанацией. Только бог и немногие избранные имеют ключ от моего сердца».

Письма Дантеса производят впечатление нарочитости. Чувства, выраженные в них, никак не соответствуют образу Дантеса ни в петербургский период его жизни, ни после. Француз был способен на страсть, на легкий «роман». Но ни в коем случае – на самоотверженную любовь. Что и доказал, преследуя якобы любимую им женщину после неожиданного брака с её сестрой и хладнокровно убив её мужа. Зачем были написаны эти письма? Дантесом ли написаны они, в них чувствуется женская рука. Невольно напрашивается мысль, что это ещё одно звено в травле Пушкина. Не имелось ли в виду использовать письма в определённый момент? Они написаны «со знанием дела», чтобы Наталью Николаевну можно было узнать сразу. Не приложила ли к ним руку небезызвестная Идалия Полетика, готовая на всё, чтобы отомстить Пушкину за то, что по его вине она лишилась любовника?

По мнению Пушкина, поведением молодого человека руководил Геккерн, который подкарауливал Пушкину по всем углам, где шептал ей о «любви» своего «сына», умолял «спасти» его. Позднее сын Вяземского писал, что объяснение «раздражения» Пушкина «следует видеть не в волокитстве молодого Геккерна, а в уговаривании стариком бросить мужа». Молодой женщине предлагались даже планы бегства за границу под дипломатической эгидой нидерландского посланника.

Для меня абсолютно понятно, что такие планы полностью исключают декларируемую Дантесом в письмах причину их появления – его любовь к Наталье Николаевне. В самом деле, трудно представить себе последствия такого «бегства» жены Пушкина в компании с кавалергардом. Карьеры и Дантеса и Геккерна потерпели бы полный крах и не только в России, но и в Европе. В интересах кого действовали два интригана, выманивая из России жену Пушкина? Или иначе: кого они хотели дискредитировать таким её побегом?

IХ. «Красные» наносят удар

Хорошо осведомленный Вяземский писал, что Наталья Николаевна оказалась, по выражению П.А. Вяземского, жертвой «адских козней», которые были устроены «красными» против Пушкина и его жены.

В конце октября 1836 года Пушкин получает по городской почте «безыменное» (анонимное) письмо (возможно, с вложенным в него «дипломом на звание рогоносца»), в котором извещалось о мнимой измене его жены. Найдя у себя дома так же неподписанные письма и записки, «выражавшие чрезвычайно сильные чувства», и связав их с Дантесом, Пушкин 2 ноября направляется к нему. Дантес берёт на себя их авторство, но заявляет, что они адресованы не Наталье Николаевне, а ее сестре Екатерине, на которой он будто бы намерен жениться. Пушкин, как честный человек, удовлетворяется этим объяснением. В тот же день Дантес сообщает Геккерну о визите Пушкина, доставив барону «большое удовольствие» тем, что Пушкин даже и не догадывается о ведущейся против него и его жены интриге.

Интриганы не учли одного: в лице Пушкина они встретили не недалекого ревнивого мужа, занятого только поэтическими и писательскими трудами, а высоко эрудированного человека с аналитическим складом ума, действительно, умнейшего человека в России. Все его дальнейшие действия подтвердили это. Он смог не только защитить честь своей жены, но и воспрепятствовать торжеству всех тех, кто стоял за спиной Дантеса с его приемным папашей, нанести им, говоря профессиональными словами самого Пушкина, поражение «на всех пунктах».

После нескольких дней размышлений и розыскных мероприятий Пушкин убедился во лжи Дантеса. При внимательном изучении он обнаружил, что, по крайней мере, одно из представленных писем было адресовано именно Наталье Николаевне, и написано оно не Дантесом, а кем-то ещё. В не отправленном письме к Геккерну 21 ноября 1836 года Пушкин напишет: «После менее чем трехдневных розысков я обнаружил искусителя, непочтительно поставленного в затруднительное положение». Он понял, что Дантес пытается развратить его жену в интересах некоего «искусителя».

Вечером 14 ноября Пушкин сказал В.Ф. Вяземской знаменательные слова: «Я знаю героя (а не «автора», как ошибочно переводили раньше с французского языка) безыменных писем, и через восемь дней вы услышите о мести, единственной в своем роде».

16 ноября Геккерн получает от Пушкина письмо с отказом от вызова на дуэль по той причине, что он «из слухов» узнал о намерении Дантеса просить руки Екатерины Гончаровой после дуэли. 17 ноября вечером на балу у С.В. Салтыкова было объявлено о помолвке. Однако, вопреки своему обещанию, Геккерн и Дантес, подстрекаемые и поддерживаемые врагами Пушкина, начали распускать порочащие его и его жену слухи. Геккерн, раздражённый предстоящей вынужденной женитьбой «сына», возобновил на правах будущего родственника преследование Натальи Николаевны.

10 января состоялась свадьба Дантеса и Екатерины Гончаровой. Пушкин на венчании не присутствовал и заявил, что его дом навсегда закрыт для Дантеса и его семьи. И Дантес с еще большим усердием принялся играть роль «жертвы возвышенной любви», а Геккерн — «увещателя» Натальи Николаевны. 25 января 1837 года Пушкин направляет Геккерну письмо, которое барон и его так называемый сын сочли достаточным предлогом, чтобы вызвать Пушкина на дуэль. Перед этим, на балу у Воронцовых-Дашковых, Дантес явно напрашивался на оскорбление со стороны Пушкина. Это давало Дантесу весомые преимущества при неизбежной в этом случае дуэли. К тому же, Дантес опасался публичного скандала с разоблачением его, по меньшей мере, непрошеного вмешательства в личную жизнь высокопоставленного искусителя, который мог последовать на одном из придворных балов или раутов в присутствии членов императорской семьи.

По хронологии видно, что с 21 ноября 1836 года по конец января 1837 года имели место события, хотя и скрытые от непосвященных, но хорошо известные трем лицам — Пушкину, Геккерну и, частично, царю. Это один из аргументов против того, чтобы считать представленное в военную комиссию, разбиравшую дело о дуэли, «письмо Пушкина» подлинным: в полученном 8 или 9 февраля 1837 года через К.В. Нессельроде «письме Пушкина» эти события не нашли отражения. В комиссию была передана подделка, список с ноябрьского письма Пушкина. Позже всплыла и так называемая «автокопия» этого письма.

Сохранились пять клочков с текстом, написанным Пушкиным карандашом с чернильными поправками. К этому черновику можно добавить еще пять клочков из т.н. Майковского собрания. Тексты на клочках не повторяются, что дает возможность рассматривать их в некоторой, хотя, разумеется, и условной совокупности.

Перевод черновика и пяти клочков из Майковского собрания:

«Я не беспокоюсь, что моя жена ещё слушает ваши притворно отеческие увещания, я не желаю, чтобы моя жена… некий наглый родственник г-н… после… и представлять ей гнусное поведение как жертвоприношенье одному монарху… в сплетнях… примешивать и я… предостеречь от этого… я имею вашу мерку, вас обоих, вы моей ещё не имеете. — Вы спросите, что помешало мне опозорить вас перед Нашим двором и вашим, и обесславить вас в…, которая мстит за меня… это не воображаете… оставить ещё… подлое дело, которого я… и пр. — но, я это повторяю, необходимо, чтобы все отношения между вашей семьей и моей отныне были прерваны» …

«…Я не… вы сыграли втроем одну роль… наконец, мадам Экерн. Однако, ваш сын, недовольный… могу позволить, чтобы…» «конечно, я не… отпускать ей… волочиться и…»

«…хорошо, г-н барон, …всё это я не… позволить, чтобы…» …

«Вот… Я желаю… было больше… которое недавно…» …

«…пишет, что… Петербург. В феврале… родственниками… должность… император… правительство… говорил о вас… твердите…».

Этот, без всякого сомнения, пушкинский эпистолярный материал с гораздо большим основанием следует относить к январскому, 1837 года, письму Пушкина к Геккерну, чем пресловутые «копии».

Из приведенного выше реконструированного черновика этого письма видно, что оно не имело оскорбительного характера. Поэтому его нельзя было выставить причиной вызова на дуэль, и Геккернам пришлось прибегнуть к подлогу — выдать за полученное ими в январе письмо Пушкина подправленный, подделанный список с раздобытого ими неведомыми путями, скорее всего, через Екатерину — сестру Натальи Николаевны, неотправленного Пушкиным ноябрьского, 1836 года, письма. Перед угрозой покинуть Петербург и прервать, таким образом, столь успешную карьеру в России, Геккерны решили, что только дуэль сможет повернуть дело в нужную им сторону. Очевидно, что они были уверены в её благоприятном для Дантеса исходе. Причины этой уверенности и того, почему царь приказал «предать всю историю забвению», скорее всего, в личности самого «искусителя».

Кстати, отдельная история связана с условиями дуэли и с оружием, которое использовалось в поединке. Пушкин условия дуэли не читал, а на месте дуэли стрелял из не пристрелянного нового пистолета; пистолет же Дантеса был не новым и вручён ему секундантом, его родственником и приятелем.

Удалось ли Пушкину найти настоящего соблазнители его жены? Дантес и Геккерн стояли на своем – «искуситель», если бы они выдали его, не простил бы Дантесу оказанной «медвежьей услуги.

П.А. Вяземский в своей записной книжке упоминал о том, что в деле было замешано «дипломатическое лицо». Одним из таких «дипломатических лиц» при дворе Николая I был принц Карл Прусский, брат императрицы Александры Федоровны и прусского наследного принца Вильгельма, того самого, который снабдил Дантеса рекомендательным письмом.

Принц отличался невоспитанностью и необузданным нравом. А.О. Смирнова-Россет, бывшая фрейлиной императрицы, вспоминала: «Принц вёл себя очень дурно». Карл был непременным участником интимных вечеров в Аничковом дворце, в котором давались балы не более чем на сто персон, причем из дам приглашались «самые элегантные», в том числе и Н.Н. Пушкина. Неприличное поведение принца по отношению к женщинам вызвало однажды замечание Николая Павловича, которому не понравилось слишком уж явное приставание Карла к фрейлинам. В европейских странах обсуждался и скандал, связанный с тем, что Карл, рассердившись на слугу, убил его, то ли ударив палкой, то ли проколов шпагой. Прусский король, отец принца и русской императрицы, был вынужден отдать Карла под суд, который приговорил принца к пожизненному заключению в крепость.

В недавно опубликованных заметках о зиме 1837 года из дневника дочери царя Ольги Николаевны есть такие строки: «В эту зиму у нас в Петербурге был брат Мама, дядя Карл… Однажды он пригласил офицеров и трубачей одного полка к себе в Зимний дворец без разрешения командира или одного из старших офицеров, и выбрал как раз шесть лучших танцоров, которых можно было встретить во всех гостиных. Дядя Карл пригласил и Мама… Все были в самом весёлом настроении, как вдруг открылась дверь и появился Папа, за ним — дядя Михаил. Все кончилось очень печально, и этого конца не могли отвратить даже обычные шутки дяди Карла… Среди шести танцоров, приглашённых дядей, был некто Дантес, приёмный сын нидерландского посла в Петербурге барона Геккерна. Некоторое время спустя после этого бала Дантес стрелялся с Пушкиным на дуэли, и наш великий поэт умер, смертельно раненный его рукой. Папа был совершенно убит, и с ним вместе вся Россия: смерть Пушкина была всеобщим русским горем. Папа послал умирающему собственноручно написанные слова утешения и обещал ему защиту и заботу о его жене и детях. Он благословлял Папа и умер настоящим христианином на руках своей жены. Мама плакала, а дядя Карл был долгое время очень угнетён и жалок».

Когда поздно ночью 27 января 1837 г. Пушкин, смертельно раненный Дантесом, попросил Арендта съездить к царю за прощением для себя и для Данзаса, он мог передать с ним в оправдание случившегося письмо от «искусителя». Николай в это время находился в Каменном театре на представлении водевиля, сопровождаемый именно Карлом Прусским. Николай мог показать письмо принцу, и тот, если он не сделал этого раньше, мог признаться царю в своей вовлечённости в события.

В записке, показанной умирающему поэту придворным лейб-медиком Н.Ф. Арендтом, царь, в ответ на настоятельное требование Пушкина вернуть ему письмо, посоветовал ему «умереть по-христиански», то есть отказаться от мести, и взял на себя заботы о семье Пушкина.

Понимая, какие последствия могло иметь разоблачение интриги, в которой участвовали иностранцы и которая закончилась гибелью великого русского поэта, царь приказал «предать всю историю (дуэльную) забвению». Было приказано опечатать бумаги Пушкина и сжечь те из них, которые могли скомпрометировать кого-либо из высокопоставленных лиц. Были приняты меры для предотвращения народного возмущения, которое могло бы обратиться против «иностранных шарлатанов» вокруг престола и поколебать сам престол. А о том, что такое возмущение было, с точки зрения властей, весьма вероятно, свидетельствует их реакция на полученное 2 февраля графом Алексеем Орловым письмо от неизвестного лица: «Открытое покровительство и предпочтение чужестранцам, день ото дня делается для нас нестерпимее <…> дальнейшее пренебрежение к своим верным подданным, увеличивающиеся злоупотребления во всех отраслях правления, неограниченная власть, вручённая недостойным лицам, стая немцев, всё, всё порождает более и более ропот и неудовольствие в публике и в самом народе! Ваше Сиятельство, именем Вашего Отечества, спокойствия и блага Государя просят Вас представить Его Величеству о необходимости поступить с желанием общим, выгоды от того произойдут неисчислимые, иначе, граф, мы горько поплатимся за оскорбление народное и вскоре».

Два непосредственных виновника и исполнителя кровавой драмы были удалены из России. Дантес был выслан на границу с Пруссией и направился в Берлин, где его нагнала жена в сопровождении Геккерна. Последний получил отставку без прощальной аудиенции у императора. Принц Карл Прусский остался в России.

Участвовал ли Карл в интриге против Пушкина по своей воле, завлекли ли его в неё Геккерн и Дантес, которые вели свою игру? Действовал ли принц Карл в интересах кого-то другого из членов прусского королевского дома или его использовали «втёмную»? Не нужна ли была интриганам Наталья Николаевна как орудие шантажа одного из перспективных молодых политиков прусского королевского дома, увлечённого красотой жены Пушкина? Особенно учитывая, что уже к этому времени началось объединение германских земель, что вызвало озабоченность Франции. Симптоматично, что Дантес не остался служить в Берлине, а проследовал в родной Сульц, где оказался уже «при деньгах» и быстро сделал карьеру.

Весьма вероятно, что объектом их происков был прусский принц Адальберт и что это его письмо Наталье Николаевне с выражениями чрезвычайно сильного чувства опрометчиво показал Пушкин Дантесу.

Не о принце ли Адальберте писал в январском письме Геккерну Пушкин, как об одном из «родственников» императора, о предполагаемом прибытии которого в Россию в феврале он узнал? И не потому ли так спешили с дуэлью Геккерн и Дантес, стараясь предотвратить встречу Пушкина с принцем? Известно, что в 1837 году принц прусский Адальберт прибыл в Петербург и вместе с императором Николаем и наследником престола летом посетил южную Россию…

…Партия продолжилась. Скоро полем игры станут Европа и причерноморские страны.

(При написании доклада автор использовал материалы Википедии — wikipedia.org, находящиеся в открытом доступе)