Пушкинский сайт

В.Е. Орлов.

«ЛИСТАЯ» ГРАФИЧЕСКИЙ ДНЕВНИК А.С. ПУШКИНА: ПОРТРЕТЫ ЧЛЕНОВ СЕМЬИ КАЛАШНИКОВЫХ.

Графический дневник – понятие, введённое в литературоведение А.М. Эфросом, – позволяет исследователям творчества А.С. Пушкина уточнить события его биографии и детерминировать портреты лиц, с которыми он общался. Написанное Пушкиным весной 1827 года стихотворение «Весна, весна, пора любви» сопровождено рисованной многофигурной композицией. Левее двух конечных строк стихотворения поэт нарисовал лицо девушки, замаскировав его параллельными вертикальными линиями – «волосами». Соотнесение рисунка с текстом стихотворения позволяет предположить, что это портрет Ольги Калашниковой, предмета любви поэта в ссылке в Михайловском. В нижней части рисунка Пушкин нарисовал пожилого мужчину с резкими чертами лица. Если сравнить этот портрет с портретом девушки, то можно заметить их общие черты – высокий лоб и тяжёлый подбородок. Эти особенности прослеживаются и в нарисованном здесь же профиле молодого человека. Представляется, что Пушкин, зная, что 23 мая – день тезоименитства Михаила Ивановича Калашникова, отца Ольги, и её брата Василия, решил «отметить» их именины рисунками, добавив к ним портрет Ольги. В центре другой многофигурной пушкинской композиции, которую можно датировать концом декабря 1824 года, – профильный портрет немолодой женщины. Выше него нарисован профиль девушки, схожий чертами лица с портретом женщины. Тяжеловатый подбородок и высокий лоб обоих женских лиц «роднят» их обладательниц с мужчинами из первой многофигурной композиции. 24 декабря – «день прославления Христа ради пострадавшей Василлы», то есть именины Василисы (Василлы) Лазаревны Калашниковой – матери Ольги. Их портреты и нарисовал здесь Пушкин. Таким образом, впервые появляется возможность ознакомиться с достоверными портретами членов семьи Калашниковых.
Ключевые слова: Пушкин, графический дневник, впервые, портреты, Ольга Калашникова, Михаил Калашников, Василиса Калашникова.

Графический дневник А.С. Пушкина – понятие, введённое в литературоведение А.М. Эфросом [1, с. 5]. Он же дал и инструмент для изучения пушкинского графического дневника – своеобразную «азбуку», которая позволила ему и другим исследователям (Т.Г. Цявловская, С.А. Фомичёв, В.В. Мерлин и др.) начать, а Л.А Краваль [2, с. 7] – продолжить ряд открытий в части атрибуции лиц пушкинского круга и уточнить многие детали личной и творческой биографий поэта.
Пользуясь предложенным методом, автору доклада удалось найти и «узнать» в пушкинском графическом дневнике доселе не определённые персоналии портретной галереи поэта: Михаила Ивановича Калашникова, с начала 1820-х годов управляющего имением Михайловское, а с 30 января 1825 года до конца 1833 года — селом Болдиным, и некоторых членов его семьи.

Калашниковы, будучи крепостными, в разное время служили своим помещикам Пушкиным. Глава семейства Михаил (Михайла) Калашников (1774‒1858) числился «в дворне» ещё при Иосифе (Осипе) Ганнибале, деде поэта по матери. Брат Иосифа, Пётр Абрамович Ганнибал, в 1794—1796 гг. был псковским губернским предводителем дворянства и постоянно жил в своем имении – селе Петровском, в нескольких верстах от Михайловского. Пушкин посетил его летом 1817 года.
Сохранился в отрывке записанный 19 ноября 1824 года рассказ поэта о посещении Петра Абрамовича: «…Подали водку. Налив рюмку себе, велел он её и мне поднести; я не поморщился и тем, казалось, чрезвычайно одолжил старого арапа».
Первый биограф Пушкина П.В. Анненков отмечал, что водку, которой Ганнибал угощал поэта, гнал он сам, а Михаил Калашников, в то время слуга престарелого Ганнибала, «был его помощником в этом деле, но, кроме того, имел ещё и другую должность. Обученный чрез посредство какого-то немца искусству разыгрывать русские песенные и плясовые мотивы на гуслях, он погружал вечером старого арапа в слёзы или приводил в азарт своею музыкою…» [3, с. 39–40].
Как видим, Калашников ещё в молодости был отличен хозяевами от других крепостных крестьян. Конечно, он перенимал кое-какие (ино-гда не лучшие) привычки господ, но жил, конечно, по-крестьянски.
Пушкин был знаком с женой Михаила Калашникова — Василисой (Василлой) Лазаревной (около 1778 — 11 марта 1834) и их пятью сыновьями: Фёдором (род. ок.1800), Василием (1804–1838), Иваном (род. ок. 1810), Петром (род. ок. 1813) и Гавриилом (род. ок. 1814). Василий в 1830-е гг. был личным слугой Пушкина в Петербурге, а Гавриил сопровождал поэта в поездке в Казань и в Оренбург в 1833 году. Их дочь и сестра Ольга Калашникова (1806 – не ранее 1840) была предметом любви Пушкина в его ссылке в Михайловском.

Был ли Пушкин действительно влюблён в Ольгу Калашникову? Думается, да. За два века не нашлось другой кандидатуры на место Ольги в так называемом «Донжуанском списке» Пушкина, который, разумеется, был не перечнем побед в «забавах, достойных старых обезьян», а воспоминанием поэта об искренних, хотя и разных по силе и длительности, сердечных увлечениях.
Представляется, что Ольге Калашниковой посвящена определённая часть лирики Пушкина, началом которой можно считать отнесённый С.А. Фомичёвым к 25–31 декабря 1824 года (т.е. к самому началу «связи» между Пушкиным и Калашниковой¹) [4, c. 60] набросок-двустишие:

Смеётесь вы, <что> девой бойкой
Пленён я милой поломойкой <…>² [5, т. II, с. 289]

Ольга Калашникова, вероятно, послужила прототипом Гретхен в «Сцене из Фауста» [5, т. II, с. 253], сцене, которая не имеет соответствия какому-либо отрывку из «Фауста» Гёте, но находится в широком контексте гётевской трагедии как раз повествованием о соблазнённой доктором Фаустом девушке.
С Ольгой можно также соотнести и несколько других написанных Пушкиным в 1825–26 гг. стихотворений:
«Ты вянешь и молчишь; печаль тебя снедает»³;
«С португальского»;
«На небесах печальная луна…»;
«Под каким созвездием…»;
«Играй, прелестное дитя…» – перечень можно было бы продолжить.

Ольга Калашникова и её отец упоминаются во многих исследованиях биографии Пушкина. Однако в них не удаётся обнаружить следы конкретных попыток найти изображения членов семьи Калашниковых – иногда лишь констатируется отсутствие таких изображений. Редки и скупы и словесные описания главы семьи Михаила Ивановича, его жены и их детей.

Обратимся к тому времени, когда Пушкин был сослан в псковское имение родителей после неосторожного высказывания о религии в одном из своих писем.
11 января 1825 года Пушкина в Михайловском посетил его лицейский друг Иван Пущин. Проходя через комнату Арины Родионовны, он залюбовался одной из крепостных девушек:
«Вошли в нянину комнату, где собрались уже швеи. Я тотчас за-метил между ними одну фигурку, резко отличавшуюся от других, не сообщая однако Пушкину моих заключений. Я невольно смотрел на него с каким-то новым чувством, порождённым исключительным по-ложением: оно высоко ставило его в моих глазах, и я боялся оскорбить его каким-нибудь неуместным замечанием. Впрочем он тотчас прозрел шаловливую мою мысль, улыбнулся значительно. Мне ничего больше ненужно было: я, в свою очередь, моргнул ему, и всё было понято без всяких слов. <…>
Настало время обеда. Алексей (слуга Пущина. ‒ В.О.) хлопнул пробкой, начались тосты за Русь, за Лицей, за отсут¬ствующих друзей и за неё»⁴ [6, с. 61-62].
Как убедительно доказал П.Е. Щёголев в своей книге «Пушкин и мужики», фигурка, которую Пущин с симпатией упоминает в своих воспоминаниях и за которую друзья пьют шампанское, ‒ Ольга Калашникова [7].
Сам Пушкин называл Ольгу так: «очень милая и добрая девушка», «дева милая», «моя Эда» (Эда – соблазнённая офицером финляндка, героиня поэмы Е.А. Баратынского).

…Известен черновик стихотворения Пушкина «Весна, весна, пора любви…». Он написан весной 1827 года, когда Пушкин уже полу¬чил долгожданную свободу:

Весна, весна, пора любви,
Как тяжко мне твоё явленье.
Какое томное волненье
В моей душе, в моей крови…
Как чуждо сердцу наслажденье…
Всё, что ликует и блестит,
Наводит скуку и томленье.
Отдайте мне метель и вьюгу
И зимний долгой мрак ночей <…> [4, с. 60].

Последние две строки этого стихотворения при воспроизведении в печатных изданиях часто отделяют от предшествующего текста чертой или пробелом. В оригинале нет ни черты, ни пробела; за черту принимают линию, которой зачёркнута предыдущая строка. Стихотворение и группа нарисованных Пушкиным лиц вместе с начальной строкой еще одного незавершенного стихотворения «Как бурею пловец…» занимают нижнюю, вырезанную, часть листа 19 рабочей тетради № 836 (см. рис.1). Примечательно, что на корешке следующего, отсутствующего, листа сохранились нечитаемые фрагменты слов и букв и только одно поддающееся прочтению слово – Эду.

Рис. 1.

Стихотворение считается незаконченным, но мысль Пушкина представляется выраженной достаточно ясно. Ошибочно, конечно, мнение о какой-то «декабристской» теме стихотворения или о том, что в нём «утверждается невозможность полностью отрешиться от тяжелых кошмаров зимнего ночного одиночества» [8, с. 105].
Скорее, наоборот. Мотиву этого стихотворения созвучен отрывок, написанный поэтом в период с 20 января по 10 февраля 1825 года, т.е. ещё в ссылке (и в начале «связи» Пушкина с дочерью старосты Михайловского, Ольгой Калашниковой [4, с. 61; 9, с. 487; 10, ст. 1488–1489]):
Скажи мне, Ночь, зачем твой тихой мрак
Мне радостней <…> [5, т.II, с. 289]
Вглядимся в рисунок. Кого нарисовал Пушкин левее строк «Отдайте мне метель и вьюгу // И зимний долгой мрак ночей» (рис.2)?

Рис. 2.

Лицо девушки не замазано и не залито чернилами (что было бы, по наблюдению Л.А. Краваль, признаком негативного отношения автора), а лишь замаскировано «от чужих глаз», причём Пушкин применил для этого нигде более не встречаемый в его рисунках приём – заштриховал лицо параллельными линиями («прикрыл волосами»).
На рис. 3 это замаскированное Пушкиным лицо представлено в увеличенном масштабе.

Рис. 3.

Освободив лицо от прикрывающих линий («раздвинув волосы»), получим его первоначальный вид (рис. 4). Отметим три индивидуальных признака открывшегося лица: нос «уточкой», крутой лоб и тяжеловатый подбородок. Впрочем, эти особенности не портят лица девушки, а улыбка и доверчивый взгляд делают его, действительно, милым.

Рис. 4.

Портрет может служить иллюстрацией к строкам из четвёртой главы «Евгения Онегина» о времяпрепровождении героя в деревне, которые уже давно относят к Ольге Калашниковой:

Прогулки, чтенье, сон глубокий,
Лесная тень, журчанье струй,
Порой белянки черноокой
Младой и свежий поцелуй <…> [5, т. V, с. 80]

В нижней части пушкинской композиции, справа от центра, изображён профильный портрет пожилого мужчины с резкими морщинами и с лысиной. Полагаем, что это отец Ольги – Михаил Иванович Калашников. Если сравнить портреты Ольги и её отца, то можно отметить общие, так сказать, «родовые», черты двух лиц: тяжеловатый подбородок и крутой лоб. Те же черты прослеживаются и в профиле юноши (по нашему мнению, Василия, одного из братьев Ольги), и во втором, слегка намеченном и зачеркнутом профиле девушки.
Представляется, что Пушкин, нарисовав Ольгу, не захотел, чтобы кто-либо узнал её, и замаскировал рисунок. Портрет вызвал у Пушкина ряд ассоциаций, и он, заглянув в святцы, увидел, что 23 мая — день святых Михаила и Василия, прервал работу над стихотворением и «отметил» именины своих слуг (отца и брата Ольги) портретами, а затем пририсовал к ним ещё один портрет Ольги. На нём Ольга совсем юная, такая, какой Пушкин, наверное, увидел её в первый раз. Пушкин лишь слегка наметил профиль, а потом и вообще зачеркнул его, так как не смог, кажется, справиться с прорисовкой губ (рис. 5).

Рис. 5.

Чтобы подтвердить сделанные предположения, следует вернуться в то время, когда, как принято считать, завершилась «связь» Пушкина с Ольгой.
В конце апреля — начале мая 1826 года Пушкин пишет П.А. Вяземскому в Москву:
«Письмо это тебе вручит очень милая н добрая девушка, которую один из твоих друзей неосторожно обрюхатил. Полагаюсь на твоё человеколюбие и дружбу. Приюти её в Москве и дай ей денег, сколько ей понадобится — а потом отправь в Болдино <…>.
При сем с отеческою нежностью прошу тебя позаботиться о будущем малютке, если то будет мальчик. Отсылать его в Воспитательный дом мне не хочется — а нельзя ли его покаместъ отдать в какую-нибудь деревню, — хоть и Остафьево. Милый мой, мне совестно ей богу… но тут уж не до совести» [11, с. 9–10]

В следующем письме [11, с. 11] Пушкин как бы между прочим спрашивает Вяземского:
«Видел ли ты мою Эду? вручила ли она тебе мое письмо? Не правда ли, что она очень мила?»
Вяземский ответил Пушкину 10 мая:
«Сей час получил я твоё письмо, но живой чреватой грамоты твоей не видал, а доставлено мне оно твоим человеком. Твоя грамота едет завтра с отцом своим и семейством в Болдино, куда назначен он твоим отцом управляющим. Какой же способ остановить дочь здесь и для какой пользы? Без ведома отца её сделать этого нельзя, а с ведома его лучше же ей быть при семействе своём».
Вяземский советует Пушкину во всем признаться Михаилу Калашникову и поручить «на его ответственность» судьбу дочери и ребёнка, напомнив, что некогда, «волею Божиею, он будет его барином и тогда сочтётся с ним в хорошем или худом исполнении поручения» [11, с. 158].
Пушкин соглашается с Вяземским и пишет ему 27 мая 1826 года из Пскова:
«Ты прав, любимец Муз, ‒ воспользуюсь правами блудного зятя и грядущего барина и письмом улажу всё дело» [11, с. 12].
Сын Ольги Калашниковой и Александра Пушкина родился в Болдине 1 июля 1826 года и был наречён именем Павел [12, л. 232 об.].
Ребёнок прожил меньше трёх месяцев (умер 15 сентября того же года) [13, л. 251]. Сведений о реакции Пушкина на это печальное событие до нас не дошло…
Факт рождения у Пушкина сына, которому исследователи биографии поэта не уделяли особого внимания, позволяет предложить новую расшифровку пушкинской записи под беловым текстом стихотворения на смерть Амалии Ризнич «Под небом голубым страны своей родной…» [14, с. 35‒37]: «Усл. о С… 25». К букве С примыкают неразборчивые буквы, которые описывали до настоящего времени то как строчную букву «м», то как точку.
Ранее предлагалось: «Усл<ышал> о С<мерти> <Ризнич> 25 (июля 1826 г.)», «Услышал о Смерти» и даже «Услышал о Сибири». Аргументация этих прочтений сводилась к констатации графической близости записи к посвящённому Амалии Ризнич стихотворению. Или к другой записи рядом с текстом стихотворения – о казни руководителей декабрьского восстания: «У. о с. Р. П. М. К. Б. 24» («Узнал о смерти Рылеева, Пестеля, Муравьёва, Каховского, Бестужева»), о которой Пушкин узнал 24 июля 1826 года [15, с. 199‒201].
Что касается Амалии Ризнич, то обращает на себя внимание отсутствие у Пушкина мотивации столь тщательной зашифровки имени и даже не даты смерти Ризнич, а всего лишь дня, когда Пушкин мог о ней узнать (кстати, почему «услышать»?). Кроме того, анализируемая запись расположена ниже написанного текста стихотворения «Под небом голубым <…>», выше которого Пушкин поместил его заглавие «29 июля 1826». Имеет значение и написание прописной, а не строчной буквы «С» в записи и примыкание к этой «С» букв, похожих на сокращённые «ыне».
По нашему мнению, запись Пушкина следует расшифровать так: «Усл<ышал> о С<ыне> 25 <июля 1826 г.>». Как раз около этого времени Пушкину кто-либо, приехав из Болдино, мог рассказать о рождении у Калашниковой ребёнка.
Узнав о рождении сына, Пушкин сочинил стихотворение, которое публикуется под названием «К*** Ты Богоматерь, нет сомненья» [5, т. 2, с. 161]. Все предложенные до настоящего времени соотнесения этих стихов с другими, кроме Ольги Калашниковой, возможными адресатами неубедительны.
В.Ф. Ходасевич отметил автобиографичность сцены из «Русалки» – прощания князя с дочерью мельника – совпадающей с обстоятельствами, при которых Пушкин расстался с Калашниковой («сегодня у меня ребенок твой под сердцем шевельнулся») [16, с. 113–156].
О том же, верно, свидетельствуют и потоки слёз на портрете Ольги на полях стихотворения «Весна, весна, пора любви…» (на рис. 2 и 3 – это единственные маскирующие линии, которые не могут быть приняты за волосы, т. к. не пересекают лба девушки, а пририсованы Пушкиным к её глазам (рис. 6).

Рис. 6.

Обратимся ко второй графической композиции (рис. 7), которую Пушкин нарисовал ниже текста первоначальной редакции разговора («проповеди») Евгения Онегина с Татьяной Лариной и слева от не включённого в беловой текст 4 главы романа «Евгений Онегин» авторского отступления о провинциальных псковских барышнях:

Но ты – губерния Псковская,
Теплица юных дней моих,
Что может быть, страна глухая,
Несносней барышень твоих?
Меж ими нет – замечу кстати –
Ни тонкой вежливости знати,
Ни ветрености милых шлюх.
Я, уважая русский дух,
Простил бы им их сплетни, чванство,
Фамильных шуток остроту,
Пороки зуб, нечистоту,
И непристойность и жеманство,
Но как простить им модный бред
И неуклюжий этикет? [5, т. IV, с. 469]

Рис. 7.

В центре композиции – профильный портрет немолодой женщины с ярко выраженным носом «уточкой» и с выпяченной нижней губой, выше которого нарисован профиль девушки, похожий на профиль юной Ольги в первой композиции (рис. 8).

Рис. 8.

Ниже профиля женщины — девичье лицо, тоже в профиль, с носом «уточкой» и крутым лбом (рис. 9), почти полностью идентичное портрету Ольги на первой многофигурной композиции (рис. 4). Здесь Пушкин также не справился с прорисовкой губ девушки (по эмоциональной причине?). Ещё отметим, что тяжеловатый подбородок и высокий лоб нарисованных женских лиц «роднит» их обладательниц с мужчинами из первой композиции.

Рис. 9.

Вторую композицию можно датировать концом декабря 1824 года (на следующем листе пушкинской тетради сделаны пометки «31 дек<абря>. 1824» и «1 генв<аря>. 1825») по центральному портрету Василисы Лазаревны, матери Ольги: 24 декабря – «день прославления преподобномученицы Евгении Римской и с нею Христа ради пострадавших Клавдии, Филиппа, Прота, Иакинфа и Василлы», то есть именины Василисы (Василлы, Василиссы, Вассы) Лазаревны Калашниковой – матери Ольги. Позже, 8 января, поминаются вселенские православные Святые мученики Иулиан и жена его Василисса. Портрет Василисы Лазаревны, а также портрет Ольги, её дочери, очевидно, и нарисовал здесь Пушкин.
Мужской профиль во второй композиции почти идентичен профилю мужчины в верхней части первой композиции. Полагаем, что и тут, и там изображён старший из сыновей Калашниковых – Фёдор. Те, кто был знаком с братьями Калашниковыми, отмечали их внешнюю привлекательность.

Пушкин общался с Ольгой Калашниковой в Болдине в следующий раз осенью 1830 года, когда, запертый холерой в нижегородском имении, он не мог выехать к невесте в Москву. Свадьба с Наталией Гончаровой никак не ладилась, карантины были строги, и Пушкин, в конце концов, оставил попытки вырваться из невольного заточения. По сути, Калашниковы были единственными, кто находился рядом с Пушкиным в эти осенние месяцы. Ольга скрасила ему вынужденное одиночество. Потеря общего ребенка, очевидно, снова сблизила молодых людей. Нам остаётся только догадываться, о чём говорили осенними ночами повзрослевшие любовники, но сам факт необычайного творческого взлёта пушкинского гения свидетельствует о том, что их общение не было заполнено взаимными упрёками и обидами. За три месяца с небольшим, с 31 августа по 5 декабря 1830 года, была завершена работа Пушкина над «Евгением Онегиным», «Повестями Белкина» и «Маленькими трагедиями», написаны поэма «Домик в Коломне», сказка, 32 лирических стихотворения и несколько критических статей.
Конечно, сословная пропасть между ними была непреодолима, это понимали и Александр, и Ольга.
С нелёгким сердцем покинул Пушкин Болдино; смирившись с неизбежным расставанием, осталась в деревне молодая женщина…
В мае 1831 года Пушкин из Москвы отправил в Болдино на имя М.И. Калашникова отпускную Ольге из крепостных, подписанную 4 октября 1830 г.: Ольга собиралась выйти замуж за мелкопоместного дворянина Павла Степановича Ключарёва.

В браке Ольга родила сына, которого назвали Михаилом. В последнем из трёх сохранившихся писем к Пушкину, от 23 февраля 1833 года, (и единственном, продиктованным ею лично брату Гавриилу), она сообщает о своей жизни в Болдино:
«Милостивый государь Александр Сергеевич, я имела щастие получить от Вас письмо, за которое чувствительно Вас благодарю, что Вы не забыли меня, находящуюся в бедном положении и в горестной жизни; впрочем, покорнейше Вас прошу извинить меня, что я Вас беспокоила нащет денег для выкупки моего мужа крестьян то оные не стоют того, чтобы их выкупить, Это я сделала удовольствие для моего мужа и стараюсь все к пользе нашей, но он не чувствует моих благодеяний, каких я ему ни делаю, потому что самый беспечный человек, на которого я не надеюсь; и нет надежды иметь куска хлеба, потому что какие только могут быть пасквильные дела, то все оные есть у моего мужа первое, пьяница и самой развратной жизни человек. У меня вся надежда на Вас, милостивый государь, что не оставите меня своею милостию в бедном положении и в горестной жизни. Мы вышли в отставку и живем у отца в Болдине, тo и не знаю, буду ли я ко¬гда покойна от своего мужа или нет. О себе Вам скажу, что я в обременении, и уж время приходит к разрешению, то осмелюсь Вас просить, милостивый государь, нельзя ли быть воспреемником, если Вашей милости будет не противно; хотя и не лично, но имя Ваше вспом¬нить на крещении». Согласие Пушкина было получено, что и было отражено записью в церковной метрической книге [18, с. 95–96].
Вскоре после свадьбы П.С. Ключарёв бросил службу заседателя в земском суде Лукояновского уезда и переехал в Болдино, а в конце 1833 года оставил жену с ребёнком и уехал в Москву.

В последний раз Пушкин виделся с Ольгой осенью 1834 года в Болдино, где она жила, уже разойдясь с мужем. Побывав на месте, где были похоронены его малютка-сын и мать Ольги, скончавшаяся 11 марта 1834 года, он, может быть, сделал этот набросок:

Стою печален на кладбище.
Гляжу кругом – обнажено
Святое смерти пепелище
И степью лишь окружено.
И мимо вечного ночлега
Дорога сельская лежит,
По ней рабочая телега
………………… изредка стучит.
Одна равнина справа, слева.
Ни речки, ни холма, ни древа.
Кой-где чуть видятся кусты.
Немые камни и могилы
И деревянные кресты
Однообразны и унылы. <…> [5, т.II, с. 624]

В эту последнюю свою болдинскую осень Пушкин написал ещё и такие, подводящие итог прожитым годам, строки:

Я возмужал среди печальных бурь,
И дней моих поток, так долго мутный,
Теперь утих дремотою минутной
И отразил небесную лазурь.
Надолго ли?.. а кажется прошли
Дни мрачных бурь, дни горьких искушений [5, т. II, с .622].

Примечания

1. О начале «связи» А.С. Пушкина и О.М. Калашниковой (со слов Л.С. Пушкина). Из дневника и воспоминаний И.П. Липранди. // «Русский архив», 1866, № 10, ст. 1488 – 1489.
2. Произведения А.С. Пушкина цитируются, кроме специально оговорённых случаев, по изданию: Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 10 т. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977–1979. Том и номер страницы указываются в круглых скобках.
3. Исследователи относят стихотворение к 1826 г.; точная дата написания неизвестна. Знаменательна ошибка составителей «Летописи жизни и творчества Александра Пушкина в четырех томах»: «Указатель произведений Пушкина» отсылает читателей к тем страницам «Летописи», где это стихотворение не упомянуто. [6, с. 526].
4. Сохранены авторские орфография и пунктуация. Местоимение неё в тексте подчёркнуто автором.

Список литературы

1. Эфрос А.М. Рисунки поэта. М., 1933.
2. Краваль Л.А. Рисунки Пушкина как графический дневник. М., 1997.
3. Анненков П.В. А.С. Пушкин. Материалы для его биографии и оценки произведений. СПб., 1873.
4. Обоснование датировки: Фомичёв С.А. Рабочая тетрадь ПД № 835: (Из текстологических наблюдений). // Пушкин: Исследования и материалы. Л., Т ХI.
5. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 10 т. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977–1979.
6. Записки И.И. Пущина о Пушкине. СПб., 1907.
7. Щёголев П.Е. Пушкин и мужики. Гл. 1. Крепостная любовь Пушкина. М., 1928.
8. Иезуитова Р.В. К истории декабристских замыслов Пушкина 1826-1827 гг. // Пушкин: «Исследования и материалы», Л., т. XI.
9. Летопись жизни и творчества А.С. Пушкина. 1799–1826. Сост. Цявловский М.А. Изд. 2. Л., 1991.
10. Из дневника и воспоминаний И.П. Липранди (со слов Л.С. Пушкина) // «Русский архив», 1866, № 10.
11. Пушкин. Письма. М.-Л., 1826–1830. Т.II.
12. Запись в метрической книге болдинской церкви Успения Пресвятой Богородицы о рождении и крещении младенца Павла, сына А.С. Пушкина и О.М. Калашниковой // Новгородский государственный архив (ГАНО), ф. 570, oп. 5596, год 1826, д. 886.
13. Там же. Запись в метрической книге болдинской церкви Успения Пресвятой Богородицы о смерти младенца Павла, сына А.С. Пушкина и О.М. Калашниковой.
14. Сапожников Д.И. Вновь найденные рукописи А.С. Пушкина. Симбирск: Симбирская Губернская Типография, 1899.
15. Литературное наследие декабристов. Л., 1975.
16. Ходасевич В.Ф. «Поэтическое хозяйство Пушкина», кн. I, Л., 1924.
17. Александр Пушкин. Рабочие тетради. Том IV. Рабочая тетрадь № 835. Российская академия наук. Институт русской литературы (Пушкинский дом). Санкт-Петербург – Лондон. 1996.
18. Орлов С.А. Болдинская осень. Горький Горьковское кн. изд-во, 1962.

===============================

Доклад зачитан на заседании 51-й Международной научной конференции «Болдинские чтения» 12 сентября 2023 г.