В.Е. Орлов. Доклад на 53-й Международной конференции «Болдинские чтения»

К вопросу об аутентичности переводов на русский язык франкоязычных пушкинских текстов. «Французские» письма Пушкина

Известны, в рукописях и в копиях, около 200 писем Пушкина на французском языке. Половина написаны целиком на французском, остальные – двуязычные французско-русские или русские письма, содержащие французские вставки.

Сестра Пушкина, Ольга Сергеевна, в своих воспоминаниях отмечала, что её брат был «настоящим знатоком французской словесности <…> и усвоил себе тот прекрасный французский слог, которому в письмах его не могли надивиться природные французы».

Пушкин признавался П.Я. Чаадаеву, что с французским языком он «знаком короче», чем с русским. Этот факт подметил Владимир Васильевич Вейдле в своей работе «Пушкин и Европа»: «Это едва ли не единственный случай в истории литературы, когда величайший поэт своей страны признавался, что ему легче писать на иностранном языке, чем на своём, и действительно писал на этом языке и свои любовные письма, и письма официального характера».

Пушкин использовал французский язык в письмах не только к «природным» французам – послу Франции в России А.-Г.-П. Баранту, профессору А. Жобару, пропагандисту русской литературы во Франции А. Тардифу де Мелло, актёру А. Ваттемару и такой одиозной личности, как «бывший французский офицер» Дегильи. На нём он обращался и к царю Александру I и к высшим сановникам Российской империи – министру иностранных дел Нессельроде и к начальнику III отделения Бенкендорфу. Его письма, относящиеся к роковой дуэли, также написаны на французском языке. Обширна и содержательна переписка Пушкина с женщинами, и, за редким исключением, пушкинские корреспондентки писали ему по-французски, кто с бо́льшим, кто с меньшим умением, и он отвечал им тоже на французском. Письма Пушкина к женщинам, кем он был увлечён, и сегодня служат образцом французской эпистолярной любовной лирики.

В предисловии к тому писем М.Ю. Лермонтова для полного собрания сочинений в десяти томах я отметил, что его письма, в том числе из-за жизненных обстоятельств автора, – всегда импровизация, непосредственное излияние чувств. Что до писем Пушкина, то они, напротив, в большинстве своём – результат работы, зачастую тщательной, над текстом.

Пушкиноведение достигло впечатляющих высот в исследовании языка Пушкина. Однако пушкинский эпистолярий остался на периферии процесса изучения его творческого наследия. Письма Пушкина на французском языке, как предназначенные для опубликования, так и «личного характера», тем более, не рассматривались исследователями как полноправный объект пушкинского литературного творчества.

Все известные «французские» письма Пушкина в разное время были переведены на русский язык. Знание французского языка долгое время было для образованных людей обязательным, и каждый пушкинист считал себя вправе делать переводы сам. Пушкинисты прошлого, жившие «ближе» к эпохе Пушкина, лучше владели французским языком, чем мы, их сегодняшние коллеги. Сделанные ими переводы, канонизированные как «академические», кочуют из одного издания сочинений Пушкина в другое. И всё же, близкое знакомство с этими переводами выявляет в них слова и обороты, стилистически чуждые пушкинскому языку, а иногда даже искажающие его мысль.

Следует заметить, что причина некоторых допущенных переводчиками ошибок кроется не только в языковых трудностях, но и в зыбкости самого понятия «перевод», классическое определение которого дал Владимир Иванович Даль в «Словаре живого великорусского языка»: «Переводить с языка на иной язык, перелагать, перекладывать, толмачить. Вольный перевод, передающий смысл подлинника, но не словА. Подстрочный, дословный перевод, передающий смысл не в связи, а только одни словА. Переводчиково, переводческое дело передавать все речи ясно и верно».

Все эти дефиниции можно свести к двум. Перевод и интерпретация — два различных способа передачи значений и смысла из одного языка на другой. Переводчик, чтобы подобрать адекватный эквивалент и передать значения и смысл оригинала, использует справочники, словари и другие ресурсы. Интерпретатор передаёт значение высказываний с одного языка на другой, как правило, в реальном времени и часто в ситуациях, где быстрая передача информации является приоритетной, например, при переговорах. Граница между переводом и интерпретацией не является ни чёткой, ни стабильной. Что касается понятия аутентичность перевода, то нет удовлетворительного определения ни самого термина, ни критериев её оценки.

Известные переводы текстов Пушкина, по сути, являются их интерпретацией и, как правило, соответствуют не пушкинскому времени, а времени создания их переводчиками: «академические» – концу девятнадцатого – началу двадцатого века, более поздние – концу двадцатого – началу двадцать первого.

Русский язык находится в процессе непрерывного развития, и перевод, ещё вчера казавшийся верным воспроизведением оригинала, завтра может оказаться мало кому понятным архаизмом. Даже пушкинский русский текст требует комментирования, с каждым годом всё более обширного. Кажущаяся понятность французских текстов Пушкина, о которой мы судим по их переводам на русский язык, не должна нас обманывать. И мы, не подвергая критике эти переводы, возлагаем на будущие поколения всё более утяжеляющееся бремя выбора: принять переводы «на веру» или самостоятельно, «с нуля», разобраться в вопросе их аутентичности.

Мною были предложены правила, которыми, по моему мнению, следовало бы руководствоваться при переводе франкоязычных текстов Пушкина. А именно: использовать французско-русские словари, изданные при жизни Пушкина; сверить найденные в них русские слова с изданным «Словарём языка Пушкина», отбирая, при наличии синонимов, лучшие из них по жанровому (поэзия, художественная проза, публицистика, дневники, письма и др.) и контекстуальному признаку; проверить частотность использования Пушкиным этих отобранных слов; и наконец, убедиться в том, что Пушкин пользовался ими в период создания данного произведения, а не отказался от них в пользу более точных синонимов. Предлагаемые правила могут быть применены и к проверке известных переводов «французских» писем Пушкина на аутентичность.

Руководствуясь этими правилами, я заново перевёл с французского языка на русский несколько пушкинских писем. Побудительным мотивом моей работы было желание получить переводы, современные не сегодняшнему времени, а пушкинской эпохе, перевести пушкинский французский язык на пушкинский русский, что даёт, по моему мнению, возможность создать в представлении читателя этих переводов некий аутентичный образ оригинального пушкинского текста. Тот образ, который, гипотетически, мог возникнуть у самого Пушкина при работе над текстом писем. В порядке эксперимента и для сравнения мною был также выполнен перевод этих писем с использованием модного нынче искусственного интеллекта (ИИ).

Для иллюстрации высказанных выше положений рассмотрим переводы некоторых писем Пушкина, написанных им в 1822, 1825, 1828 и в 1836 годах.

Начнём с довольно краткого письма¬ Пушкина к Анне Николаев¬не Вульф от 21 июля 1825 года:

«Je vous écris après m’être enivré bien tristement; vous voyez que je tiens parole. Hé bien! êtes vous à Riga? avez vous fait des conquêtes? vous marierez-vous bientôt? Avez-vous trouvé des Houlans? mandez-moi tout cela dans le plus grand détail, car vous savez que malgré mes mauvaises plaisanteries, je m’intéresse véritablement à tout ce qui vous concerne».

Перевод текста в академических изданиях:

«Пишу вам, мрачно напившись; вы видите, я держу своё слово. Итак, вы уже в Риге? одерживаете ли победы? скоро ли выйдете замуж? застали ли уланов? Сообщите мне обо всем этом подробнейшим образом, так как вы знаете, что, несмотря на мои злые шутки, я близко принимаю к сердцу всё, что вас касается».

Выделенные крсивом словосочетания не входят в состав пушкинской лексики или не соответствуют пушкинскому стилю.

Переведём этот текст с помощью искусственного интеллекта. В интернете существует более десяти онлайн-переводчиков: Google, Яндекс Reverso, DeepL, Microsoft Bing и др. Это специализированные сервисы не только переведут текст, но и предоставят на выбор несколько альтернативных вариантов перевода. Качество выполненных ими переводов меняется в зависимости от редкости, сложности, стиля, наличия жаргона и так далее. С переводом простого текста общей тематики справляется практически любой онлайн-переводчик. Для текстов узконаправленной тематики придётся подобрать наиболее подходящий вариант. Пользоваться автоматическими переводчиками нужно только как вспомогательным средством и обязательно проверять выдаваемые ими тексты, например, по предложенному выше алгоритму. Перевод высокого качества (для научной публикации) получить от ИИ нельзя. Отмечу, что в моих примерах ИИ не смог учесть особенности пушкинского литературного стиля и изменения состава лексики Пушкина по годам. Однако ИИ «учится». Так, опубликованный мой перевод отрывка из письма Пушкина к П.Я. Чаадаеву оказался частично «учтённым» в предлагаемом варианте перевода этого письма ИИ.

Сделанный с использованием онлайн-переводчика («Microsoft Bing») перевод письма Пушкина к Анне Вульф:

«Я пишу вам после того, как грустно выпил; вы видите, что я сдерживаю слово. Ну что ж! вы в Риге? Вы сделали завоевания? Вы собираетесь скоро жениться? Вы нашли хулан? Сообщите мне об этом всём в самых подробностях, потому что вы знаете, что, несмотря на мои плохие шутки, я действительно интересуюсь всем, что вас касается».

Перевод письма, выполненный в соответствии с предложенными мною правилами:

«Пишу вам после того, как был весьма печально пьян; вы видите, я выполняю свое обещание. Ну что же! Вы в Риге? Вы одержали победы? Вы вскоре выйдете замуж? Вы нашли уланов? Сообщайте мне обо всём этом в малейших подробностях, ибо вы знаете, что, несмотря на мои дурные шутки, меня по-настоящему интересует всё, что до вас касается».

Следующий пример. В 1969 году появилась книга «А.С. Пушкин. Письма последних лет. 1834–1837». Казалось, в ней должны быть исправлены явные ошибки в переводах «французских» писем Пушкина в академических изданиях. Но обратимся, например, к упомянутому письму А.С. Пушкина к П.Я. Чаадаеву от 19 октября 1836 года, в котором Пушкин, в частности, пишет:

«Quant à notre nullité historique, décidément je ne puis étre de votre avis. Les guerres d’Oleg et de Sviatoslav, et même les guerres d’apanage n’est-ce pas cette vie d’effervescence aventureuse et d’activité âpre et sans but qui caractérise la jeunesse de tous les peuples? l’invasion des tartares est un triste et grand tableau. Le reveil de la Russie, le développement de sa puissance, sa marche vers l’unité (unité russe bien entendu), les deux Ivan, le drame sublime commencé à Ouglich et terminé au monastére d’Ipatief — quoi? tout celà ne serait pas de l’histoire, mais un rêve pâle et à demi-oublié?»

В книге дословно повторен перевод академических изданий:

«Что же касается нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу с вами согласиться. Войны Олега и Святослава и даже удельные усобицы — разве это не та жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов? Татарское нашествие — печальное и великое зрелище. Пробуждение России, развитие её могущества, её движение к единству (к русскому единству, разумеется), оба Ивана, величественная драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре, — как, неужели всё это не история, а лишь бледный и полузабытый сон?»

Этот отрывок из письма Пушкина цитируют, как правило, в русском переводе. Приглядимся к нему. Первое, что бросается в глаза, это смягчение усилительного оборота c’est…qui, применённого Пушкиным в вопросительно-отрицательной форме к слову vie (жизнь). Во-вторых, кипучее брожение и пылкая деятельность — выражения, стилистически немыслимые для пушкинского пера. В-третьих, Пушкин никогда не использовал слов бесцельный и полузабытый, а также глагола начаться в форме причастия начавшаяся и глагола закончить – во всех его формах. Не использовал Пушкин и другие подчёркнутые в тексте перевода слова и обороты. И ещё: Пушкин всегда вставлял предлог до между вводными словами что касается и следующим за ними существительным.

Но существует возражение ещё более весомое – самого Пушкина, касающееся перевода словосочетания «les guerres d’apanage». Единственно верную его интерпретацию находим в статье Пушкина 1830 года, посвящённой критическому разбору «Истории русского народа» Н. Полевого: «Россия не окрепла и не развилась во время княжеских драк (как энергически назвал Карамзин удельные междуусобия) но, напротив, ослабла и сделалась лёгкою добычею татар». А в статье 1836 года «Песнь о полку Игореве», критикуя «толкователей» древнего литературного памятника, Пушкин окончательно вносит ясность: «усобица значит ополчение, брань, а не междуусобие».

Нельзя не упомянуть здесь о проницательности Пушкина как историка. Пусть он и не обладал, как принято сейчас говорить, всеобъемлющей информацией о борьбе Руси за государственность, но его историческая интуиция поразительна. Представляется, что в письме к Чаадаеву он не случайно использовал слово tartares (варвары), а не tatares (татары), как, например, при цитировании Карамзина, словно зная или «предчувствуя», что понятия «татарское нашествие», «татаро-монгольское иго» – упрощённые исторические схемы.

Вооружившись этими сведениями и руководствуясь предложенными правилами перевода, попробуем представить русский вариант данного отрывка из письма Пушкина к Чаадаеву:

«Что до нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу согласиться с вашим мнением. Войны Олега и Святослава и даже удельные междуусобия — не эта ли жизнь, полная отважного волнения в умах и упорной деятельности без всякой цели, именно и отличает юность всех народов? Нашествие варваров одно есть печальная и великая картина. Пробуждение России, развитие её могущества, её стремление к единству (русскому единству, разумеется), оба Ивана, величественная драма, начатая в Угличе и оконченная в Ипатьевском монастыре, — как? неужели всё это станет не фактами истории, но бледными и вполовину забытыми грёзами?»

Ещё один пример – письмо А.С. Пушкина брату, Льву Сергеевичу Пушкину. Сентябрь (после 4) — октябрь (до 6) 1822 г. Из Кишинёва в Петербург.

«Vous êtes dans l’âge ou l’on doit songer à la carrière que l’on doit parcourir; je vous ai dit les raisons pourquoi l’état militaire ma parait préférable à tous les autres. En tout cas votre conduite va décider pour longtemps de votre réputation et peut-être de votre bonheur.
Vous aurez affaire aux hommes que vous ne connaissez pas encore. Commencez toujours par en penser tout le mal imaginable: vous n’en rabattrez pas de beaucoup. — Ne les jugez pas par votre coeur, que je crois noble et bon et qui de plus est encore jeune; méprisez les le plus poliment qu’il vous sera possible: c’est le moyen de se tenir en garde contre les petits prejugés et les petites passions qui vont vous froisser à votre entrée dans le monde.
Soyez froid avec tout le monde: la familiarité nuit toujours; mais surtout gardez-vous de vous y abandonner avec vos supérieurs, quelles que soient leurs avances. Ceux-ci vous dépassent bien vite et sont bien aises de vous avilir au moment où l’on s’y attend le moins.
Point de petits soins, défiez vous de la bienveillance dont vous pouvez être susceptible: les hommes ne la comprennent pas et la prennent volontiers pour de la bassesse, toujours charmés de juger des antres par eux-mêmes.
N’acceptez jamais de bienfaits. Un bienfait pour la plupart du temps est une perfidie. — Point de protection, car elle asservit et dégrade.
J’aurais voulu vous prémunir contre les séductions de l’amitié, mais je n’ai pas le courage de vous endurcir l’âme dans l’âge de ses plus douces illusions. Ce que j’ai à vous dire à l’égard des femmes serait parfaitement inutile. Je vous observerai seulement, que moins on aime une femme et plus on est sûr de l’avoir. Mais cette jouissance est digne d’un vieux sapajou du 18 siècle. A l’égard de celle que vous aimerez, je souhaite de tout mon coeur que vous l’ayez.
N’oubliez jamais l’offense volontaire; peu ou point de paroles et ne vengez jamais l’injure par l’injure.
Si l’état de votre fortune ou bien les circonstances ne vous permettent pas de briller, ne tâchez pas de pallier vos privations, affectez plutôt l’excès contraire: le cynisme dans son âpreté en impose à la frivolité de l’opinion, au lieu que les petites friponneries de la vanité nous rendent ridicules et méprisables.
N’empruntez jamais, souffrez plutôt la misère; croyez qu’elle n’est pas aussi terrible qu’on se la peint et surtout que la certitude ou l’on peut se voir d’être malhonnête ou d’être pris pour tel.
Les principes que je vous propose, je les dois à une douloureuse expérience. Puissiez-vous les adopter sans jamais y être contraint. Ils peuvent vous sauver des Jours d’angoisse et de rage. Un jour vous entendrez ma confession; elle pourra coûter à ma vanité; mais ce n’est pas ce qui m’arrêterait lorsqu’il s’agit de l’intérêt de votre vie».

«Академический» перевод:

«Ты в том возрасте, когда следует подумать о выборе карьеры; я уже изложил тебе причины, по которым военная служба кажется мне предпочтительнее всякой другой. Во всяком случае твоё поведение надолго определит твою репутацию и, быть может, твоё благополучие.
Тебе придётся иметь дело с людьми, которых ты ещё не знаешь. С самого начала думай о них всё самое плохое, что только можно вообразить: ты не слишком сильно ошибёшься. Не суди о людях по собственному сердцу, которое, я уверен, благородно и отзывчиво и, сверх того, ещё молодо; презирай их самым вежливым образом: это — средство оградить себя от мелких предрассудков и мелких страстей, которые будут причинять тебе неприятности при вступлении твоём в свет.
Будь холоден со всеми; фамильярность всегда вредит; особенно же остерегайся допускать её в обращении с начальниками, как бы они ни были любезны с тобой. Они скоро бросают нас и рады унизить, когда мы меньше всего этого ожидаем.
Не проявляй услужливости и обуздывай сердечное расположение, если оно будет тобой овладевать; люди этого не понимают и охотно принимают за угодливость, ибо всегда рады судить о других по себе.
Никогда не принимай одолжений. Одолжение чаще всего — предательство.— Избегай покровительства, потому что это порабощает и унижает.
Я хотел бы предостеречь тебя от обольщений дружбы, но у меня не хватает решимости ожесточить тебе душу в пору наиболее сладких иллюзий. То, что я могу сказать тебе о женщинах, было бы совершенно бесполезно. Замечу только, что чем меньше любим мы женщину, тем вернее можем овладеть ею. Однако забава эта достойна старой обезьяны XVIII столетия. Что касается той женщины, которую ты полюбишь, от всего сердца желаю тебе обладать ею.
Никогда не забывай умышленной обиды,— будь немногословен или вовсе смолчи и никогда не отвечай оскорблением на оскорбление.
Если средства или обстоятельства не позволяют тебе блистать, не старайся скрывать лишений; скорее избери другую крайность: цинизм своей резкостью импонирует суетному мнению света, между тем как мелочные ухищрения тщеславия делают человека смешным и достойным презрения.
Никогда не делай долгов; лучше терпи нужду; поверь, она не так ужасна, как кажется, и во всяком случае она лучше неизбежности вдруг оказаться бесчестным или прослыть таковым.
Правила, которые я тебе предлагаю, приобретены мною ценой горького опыта. Хорошо, если бы ты мог их усвоить, не будучи к тому вынужден. Они могут избавить тебя от дней тоски и бешенства.
Когда-нибудь ты услышишь мою исповедь; она дорого будет стоить моему самолюбию, но меня это не остановит, если дело идет о счастии твоей жизни».

Предлагаемый перевод:

«Ты достиг того возраста, когда должно задуматься о пути, коим должно следовать; я объяснил тебе, почему военная служба кажется мне предпочтительнее других. Твоё поведение во всяком случае надолго определит твою репутацию, а может быть, и твоё счастье.
Ты будешь иметь дело с людьми, которых ещё не знаешь. Всегда начинай думать о них так худо, как только можешь себе вообразить: ты немногим уступишь им в том же. – Не суди их сердцем, которое я полагаю благородным и добрым и которое сверх того ещё и молодо; пренебрегай ими как можно более вежливо; это – средство охранить себя от поверхностных суждений и мелких чувств, которые затруднят твоё вступление в свет.
Будь со всеми холоден; короткое знакомство всегда вредит, но особо остерегайся его со своими начальниками, каковы бы ни были их лестные предложения. Они быстро перешагнут через тебя и рады унизить тебя тогда, когда ты менее всего это ждёшь.
Не оказывай мелких услуг, откажись от доброжелательства, коему ты можешь быть подвержен: люди не понимают его и, склонные всегда судить других по себе, охотно принимают за низость души.
Никогда не принимай благоволений. Благоволение обыкновенно есть злонамеренность. – Не допускай покровительства, оно порабощает и унижает.
Я желал бы предостеречь тебя от обольщений дружбы, но у меня недостает смелости ожесточить твою душу в пору самых сладких заблуждений. То, что я мог бы сказать тебе насчёт женщин, было бы бесполезно. Я лишь замечу тебе, что чем меньше женщину любишь, тем с большим успехом ею овладеваешь. Но эта забава достойна старой обезьяны 18-го века. Что до той женщины, которую ты полюбишь, желаю от всего сердца, чтобы ты обладал ею.
Никогда не забывай несправедливой обиды; меньше слов или совсем без них, и никогда не отвечай ругательством на ругатель¬ство.
Если твои доходы или обстоятельства не позволяют тебе блистать, не пытайся таить лишений, скорее наоборот, старайся показать их: бесстыдный цинизм сроден суетности общественного мнения, мелкие ухищрения тщеславия, напротив, делают нас смешными и презираемыми.
Никогда не бери в долг, уж лучше бедность; поверь, она не столь ужасна, как её изображают и особенно как уверенность в том, что можно оказаться бесчестным или быть принятым за такового.
Правилами, которые я тебе предлагаю, я обязан печальному опыту. Сможешь ли ты руководствоваться ими без того, чтобы оказаться когда-нибудь ими стеснённым? Но они могут спасти тебя от дней душевных страданий и ожесточения.
Однажды ты услышишь мою исповедь; она может дорого стоить моему тщеславию, но это не остановит меня, коль скоро речь идёт о цели твоей жизни».

Заметим, в скобках, что к некоторым пушкинским советам вполне могли бы, вступая в жизнь, прислушаться и нынешние молодые люди.

И, наконец, письмо Пушкина к Елизавете Михайловне Хитрово. Август — первая половина октября 1828 г. (?) В Петербурге.

«Mon Dieu, Madame, en disant des phrases en l’air, je n’ai jamais songé à des allusions inconvenantes. Mais voilà comme vous êtes toutes et voilà pourquoi les femmes comme il faut et les grands sentiments sont ce que je crains le plus au monde. Vivent les grisettes. C’est bien plus court et bien plus commode. Si je ne viens pas chez vous, c’est que je suis très occupé, que je ne puis m’absenter que tard, que j’ai mille personnes que je dois voir et que je ne vois pas.
Voulez-vous que je vous parle bien franchement? Peutêtre suis-je élégant et comme il faut dans mes écrits; mais mon cœur est tout vulgaire et mes inclinations toutes tiers-état. Je suis soûl d’intrigues, de sentiments, de correspondance, etc. etc.
J’ai le malheur d’avoir une liaison avec une personne d’esprit, maladive et passionnée — qui me fait enrager, quoique je l’aime de tout mon coeur. En voilà bien assez pour mes soucis et surtout pour mon tempérament.
Ma franchise ne vous fâchera pas? n’est-ce pas? Pardonnez-moi donc des phrases qui n’avaient pas le sens commun et qui surtout ne vous regardaient en aucune manière».

Перевод письма в академических изданиях:

«Боже мой, сударыня, бросая слова на ветер, я был далёк от мысли вкладывать в них какие-нибудь неподобающие намёки. Но все вы таковы, и вот почему я больше всего на свете боюсь порядочных женщин и возвышенных чувств. Да здравствуют гризетки! С ними гораздо проще и удобнее. Я не прихожу к вам потому, что очень занят, могу выходить из дому лишь поздно вечером и мне надо повидать тысячу людей, которых я всё же не вижу.
Хотите, я буду совершенно откровенен? Может быть, я изящен и благовоспитан в моих писаниях, но сердце мое совершенно вульгарно, и наклонности у меня вполне мещанские. Я по горло сыт интригами, чувствами, перепиской и т. д. и т.д. Я имею несчастье состоять в связи с остроумной, болезненной и страстной особой, которая доводит меня до бешенства, хоть я и люблю ее всем сердцем. Всего этого слишком достаточно для моих забот, а главное — для моего темперамента.
Вы не будете на меня сердиться за откровенность? не правда ли? Простите же мне слова, лишенные смысла, а главное — не имеющие к вам никакого отношения».

Перевод ИИ («Реверсо»):

«Боже мой, мадам, говоря пустые фразы, я никогда не думал о неуместных намеках. Но именно так вы все и именно поэтому правильные женщины и великие чувства – это то, что я больше всего боюсь в мире. Да здравствуют grisettes. Намного короче и удобнее. Если я не приезжаю к вам, это потому что я очень занят, что я не могу приехать допоздна, что у меня есть тысяча людей, которые мне нужно увидеть и которых я не вижу.
Хочешь, чтобы я с тобой откровенно разговаривал? Может быть, я элегантен и так должен быть в моих письмах; но мое сердце всё вульгарное и мои склонности всё третьи государства. Я пьян интригами, чувствами, перепиской и т. д. и так далее. У меня есть несчастье иметь роман с человеком остроумным, болезненным и страстным – который заставляет меня злиться, хотя я люблю его всем сердцем. Этого достаточно для моих забот и особенно для моего темперамента.
Моя откровенность не досаждает тебе? не так ли? Простите меня тогда за предложения, которые не имели здравого смысла и, прежде всего, не касались вас ни в коем случае».

Перевод, сделанный Владиславом Фелициановичем Ходасевичем:

«Боже мой, бросая фразы на ветер, я никогда не помышлял о неподобающих намеках. Но вот каковы все вы и вот почему порядочные женщины и высокие чувства — именно то, чего я боюсь больше всего на свете. Да здравствуют гризетки! Это гораздо короче и гораздо удобнее. — Если я не прихожу к вам, то потому, что я очень занят, потому что могу уходить из дому только поздно, потому что есть тысяча людей, которых я должен повидать и которых не вижу.
Хотите ли, чтобы я вам говорил откровенно? Может быть, я изящен и пристоен в своих писаниях; но сердце мое вполне вульгарно, а наклонности у меня вполне мещанские. Я сыт по горло интригами, чувствами, перепиской и т. д., и т. д, Я имею несчастие быть в связи с особой умной, болезненной и страстной, которая меня доводит до бешенства, хотя я люблю ее всем сердцем. — Этого вполне достаточно для моих забот и, в особенности, для моего темперамента.
Моя откровенность вас не рассердит? не правда ли? Простите же мне слова, которые не имели никакого значения и, главное — никоим образом не относились к вам».

Предлагаемый перевод:

«Боже мой, Madame, бросая слова на ветер, я и не помышлял о неуместных намёках. Но все вы одинаковы, и потому женщины comme il faut* и возвышенные чувства – это то, чего я боюсь больше всего на свете. Да здравствуют grisettes**! Это и короче, и удобнее. Если я не прихожу к Вам, то потому, что очень занят, что могу отсутствовать дома только поздним вечером, что есть тысяча людей, которых мне необходимо увидеть и которых я не вижу.
Хотите, чтобы я разговаривал с Вами откровенно? Может быть, в моих писаниях я изысканный и comme il faut*; но сердце моё всё vulgaire*** и наклонности мои всё мещанские. Я сыт интригами, чувствами, перепиской, etc. etc. Я имел несчастие связаться с персоной умной, болезненной и страстной, которая заставляет меня беситься, хотя я люблю её всем сердцем. Для моих забот и, в особенности, для моего темперамента мне вполне довольно и этого.
Вы не будете на меня гневаться за мою откровенность? Нет? В таком случае простите меня за лишённые смысла фразы, которые к Вам, в особенности, не имели никакого отношения».


Примечания:

* — comme il faut. Эти слова переводят с французского языка по-разному. Ни один из переводов так и не был принят и вошёл в русский язык фонетической калькой «комильфо». Ср. у Пушкина:

Она казалась верный снимок
Du comme il faut… (Шишков, прости:
Не знаю, как перевести.) («ЕО». Глава восьмая. XIV).

** — grisettes. В пушкинское время этим французским словом обозначали девушек-помощниц парижских модисток, отличавшихся, по мнению литераторов, лёгкостью в отношениях. Перевод слова на русский язык фонетической калькой «гризетки» появился позже.
*** — vulgaire. Слово переводят с французского и с английского языков фонетической калькой «вульгарный», относящейся к низкому литературному стилю. Ср. у Пушкина:

Никто бы в ней найти не мог
Того, что модой самовластной
В высоком лондонском кругу
Зовется vulgar. (Не могу…
Люблю я очень это слово,
Но не могу перевести;
Оно у нас покамест ново,
И вряд ли быть ему в чести…) («ЕО». Глава восьмая. Строфа XV/XVI).

Завершая доклад этим примером, хочется подбодрить тех, кто возьмётся за исправление переводов написанных на французском языке пушкинских текстов. По моему опыту, от этих подвижников потребуется и «труд упорный», и вдохновение. И конечно, глубокое знание биографии Пушкина и его произведений.

Мы часто слышим о том, что наш великий соотечественник плохо понимаем во Франции и во франкоязычных странах. Представляется необходимым составление словаря французского языка Пушкина. Нужно помочь пропагандистам творчества Пушкина за рубежом хотя бы в том, чтобы, по примеру предлагаемых переводов его писем с французского языка на русский, их переводы пушкинских произведений с русского языка на французский были современны Пушкину и его эпохе. Конечно, сопровождающий переводы комментарий будет необходим в любом случае, но уже не к непрерывно меняющемуся с течением времени тексту, а к тексту, в максимально возможной степени аутентичному пушкинскому.