Пушкинский сайт

Занимаясь выяснением обстоятельств гибели Александра Сергеевича Пушкина на основе нового подхода к анализу сохранившихся документов, я в ряде статей и в телепередаче «Честь имею. А. Пушкин» предложил отличную от общепринятой версию преддуэльных событий, намечающую, наконец, выход на конкретных виновников преступления (а не только на его исполнителей, предстающих, однако, теперь перед нами в ином, гораздо более подлом обличье).

Ответом мне послужила заметка некоего Д. Алексеева, опубликованная 22 февраля 1992 года в газете «Культура». В ней автор, подменяя объект дискуссии, пытается вновь затянуть всё ту же давнюю, как сами события, «песню» о «честности» убийцы Пушкина. Алексеев рассуждает о позоре, который Дантес, нарушив дуэльные правила, «мог навлечь на себя» и который будто бы «был (для подлеца! — В. О.) пострашнее смерти», не осмеливаясь спорить со мной по существу — о «почтительно» прикрытых «папашей» Геккерном и его ««приемным сыном» Дантесом сильных и опасных врагах Пушкина, для которых два мерзавца были лишь орудием, хотя и сознававшим, что оно делает, исполнения вынесенного русскому гению приговора.

Эта заметка наряду с опубликованной в «Литературной газете» статьёй бывшего юмориста, а ныне автора сомнительных мемуаров А. Лациса-Винтера под названием «Поиск утраченных слов» явилась своего рода «разведкой боем» (стряпня Абрама Терца «Прогулки с Пушкиным» не в счет: этот неожиданный грязевой выброс привел поначалу в замешательство даже его подельников по травле русского гения), не считая еще одной цели — окончательно закрепить в умах людей лживую версию смертельного поединка, которая верно служит врагам Пушкина вот уже более полутора веков.

Упомянув выше А. Синявского как Абрама Терца, я вовсе не хотел оскорбить еврейский народ: стряпня Терца оскорбляет и русских, и евреев. К сожалению, дуэль с ним невозможна, даже литературная, ведь его пасквиль — не литература. Пушкин же вообще не стал бы вызывать Абрама Терца на поединок, предпочтя более адекватный ответ на оскорбление. Да оно и немыслимо было в те времена: «демокрация», как называл её Пушкин, не охватила еще Россию своей «отвратительной властию». Представляете: Пушкин во фраке рядом с Терцем в зэковской фуфайке? А ведь так на обложке книжечки Терца!

Пушкин — не В. Тучков из «Вечернего клуба», изобразивший свою «Прогулку с Синявским» в Литинститут, где они, «под овации», общались со слушателями «творческого семинара» П. Грушко, который «бьётся на поле языка в России» такими вот стишками: «Закусывая бога огурцом, усталый отрок из-под Ленинграда, наставив перст с обкусанным концом, мне говорит, что упрощаться надо. Он зычно смотрит мне в глаза… Я — за». И упрощается: напялив футболку с рекламой на английском языке, фотографируется с… самоваром, хотя и числит себя в одной шеренге с «эквилибристом (да уж! — В. О.) Вознесенским и замечательным Евтушенко».

Тучков прославился не только рекламой книжной макулатуры и арт-галерей типа русофобской «Регины», но и откровенным глумлением над Пушкиным (см. ведомый им в «ВК» так называемый «отдел культуры»), отравляя читателя такой, к примеру, «информацией»: «Пригов Дмитрий Александрович выпустил тиражом 3 экз. сильно лермонтизированный вариант «Евгения Онегина», в котором все прилагательные заменены на «безумный» или «неземной»… Цена этим и другим мерзким «шуткам» Тучкова не три рубля (как он сам их оценивает), а тридцать сребреников. Сколько это будет по демкурсу в СКВ, г-н Тучков?

Кто там ещё, завидуя большим деньгам «эквилибристов» и андерграундистов, пытается нажиться на грязи? Некто Чернушкин, сообщивший в разделе «Происшествия» той же «ВК» о «ранее судимом вымогателе А. С. Пушкине», который, «требуя денег, угрожал сотруднице храма Михаила Архангела физической расправой». А также игривый невозврашенец В. Флярковский, поспешивший завершить сообщение в российских телевестях о праздновании в Калуге дня рождения жены Пушкина таким наблюдением: «Облик Натали меркнет перед лицом приехавшей в Москву обаятельной Вероники Кастро», заработавшей миллионы российскому ТВ, рьяно занимающемуся оглуплением русского народа.

Надо полагать, что немалые деньги принесёт и прокат по ТВ (о чем сообщила «Неделя») снятой Ю. Рашкиным «музыкальной фантазии, целиком построенной на песнях» и состоящей из «эпизодов из жизни Пушкина, проплывающих в воображении поэта, когда его, раненного на дуэли (! — В.О.), везут с Черной речки домой». Достоверность сей «кинопродукции», премьера которой планируется в день рождения (!) Пушкина, гарантирована, по задумке её создателей, консультациями 87-летнего праправнука убийцы Пушкина, сначала даже согласившегося сняться в фильме, но не смогшего этого сделать «из-за болезни». Жаль старика: мог бы провести «счастливый месяц» в «роскошном особняке» принцессы де Крой вместе с «суперменом» Караченцовым (Пушкиным!), Натальей Николаевной (прошу пардону: О. Кабо) и Анной Керн (А. Неволиной). Вот бы его прапрадедушка с «папашей» Геккерном на том свете порадовались!

Ну а главные демсилы, выславшие вперед столь одиозный авангард? Эти прячутся в сумраке своих кухонь-кабинетов, тщательно готовя свою отраву и предпочитая выплескивать ее в день смерти Пушкина, «отмечая», как откровенно выразился М. Гуревич в «Московском комсомольце» (в тот раз о Лермонтове), таким способом скорбную для нас дату.

Гуревич специализируется сразу на двух модных темах: «демонизме» Лермонтова и на лобызании сегодняшних властей. Знаменитый членовоз Е. Б. Н., например, по Гуревичу, — «не симптом властолюбия, а необходимое условие обеспечения безопасности главы государства».

Да… А вот «ненавидимый русским народом (по уверениям «демократов») Николай Палкин», то бишь император Николай I, как известно, разъезжал по Петербургу в открытом одноместном, без кучера и без лошадей сопровождения, возке… И там же, у Гуревича: «На то она и власть. Хоть первая, хоть четвертая, хоть пятая… Какими-то (! — В. О.) привилегиями она будет обладать уже в силу того, что власть. По определению». Тут и Пушкин бессилен со своим советом:

Льстецы, умейте сохранить
И в самой подлости
оттенок благородства.

Видимо, льстецы тогда были более умными и менее подлыми. И потом сегодня гуревичи — у власти (не первой, так четвертой), и им, столпившимся стаей у топчана, на котором распяли Россию, тоже хочется… «обладать».

155 лет со дня смерти А. С. Пушкина обожаемая демвластями газета «Известия» «отметила» обширной статьей К. Кедрова «Покаяние Пушкина» (!). Во вступлении к статье автор пишет: «Не всё в порядке в датском королевстве. Есть над чем задуматься. Что это за страна, где с такой лёгкостью вот уже 200 лет убивают лучших поэтов!» Нет, Дания тут ни при чем. Речь он ведёт о России и о Пушкине.

Далее автор приступает к главному: «Пушкин называл себя «космополитом» — гражданином мира, не ведая, что в грядущем XX веке это слово превратят в ругательство новоиспеченные русопяты, облепившие его имя».

Но Пушкин никогда не называл себя космополитом. Что касается «облепивших его имя», Кедров пишет: «Пушкин был масоном. Он гордился своей принадлежностью к Кишиневской масонской ложе… Масонство Пушкина всячески замалчивалось и до октябрьского переворота, и после него… Насколько серьезно это было для Пушкина, видно в его поэтическом завещании, где снова провозглашаются масонские идеалы: «милость к падшим», «пробуждение добрых чувств», «свобода».

Здесь что ни слово, то ложь, прямо рассчитанная на несведущих читателей. Пушкин мог только стыдиться своей юношеской увлеченности движением, которое, по его словам, приняло в XIX веке направление «подозрительное и враждебное государственным порядкам», — Пушкин ведь был государственником. Ещё там, в Кишиневе, Пушкин понял, какое пагубное влияние оказывает масонство на народные движения во Франции и в Италии, на освободительную борьбу народов Греции и Молдавии.
Что до будто бы заимствованных у масонов слов «Памятника», то милость к падшим и добрые чувства не имеют к масонству ни малейшего отношения.

Под свободой же Пушкин понимал вот что:

…Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать: для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи.

Масоны же ради власти идут на все мыслимые и немыслимые преступления.
Проясняется постепенно и роль в убийстве Пушкина «братьев-масонов» и других «космополитов», подобных гнусному предателю Павлу Пущину, провокатору Михаилу Суццо, всем этим майглерам и миттергоферам. Так что не стоит клеветникам поднимать эту тему.

И наконец, о «покаянии» Пушкина.

Кедров вздыхает: «Почему-то сегодня из всех стихов Пушкина ближе всего те, где звучит интонация покаяния». Черт вас, г-н Кедров, знает! Может, и вас иногда мучает совесть? Правда, одним покаянием вины вашей не искупить. Пушкин для нас, русских, — святыня. Он до конца испил горькую (и сладкую — на зависть всем, творческим и нетворческим, импотентам) чашу своего великого предназначения. Если и грешил, то каялся. Но после Пушкина остаётся ПУШКИН, а после вас останется только газета с вашей статейкой…

На теме «Пушкин и религия» спекулирует великое множество всяких шарлатанов от пушкинистики (вспомним хотя бы выдуманную демократами «вынужденность» последнего причастия Пушкина). Что ж, им и здесь не удастся оклеветать гения: Пушкин был христианином от крещения до последнего вздоха.

Журнал «Столица» «отметил» 155 лет со дня гибели Пушкина статьей М. Поздняева «Пушкин как юродивый. Материалы к канонизации». Автор начинает её следующим пассажем: «В самый расцвет застоя некий залетный француз-коммунист, привезённый в Михайловское на чудо-поляну, ошеломленно возопил: «Так вот кто у вас заместил Господа Бога!» В самом деле, в языческой Совдепии Пушкин почитался едва ли не наряду со Сталиным… Веранды в парках, где отмечались очередные пушкинские именины, являли собой род капищ». И затем: «В новейшие, благосклонные внешне к церковной жизни времена можно насчитать уже довольно долгий ряд примеров возрождения святынь по причине отнюдь не богоугодной. Именно «в честь Пушкина» стали наконец действующими храм Большого Вознесения у Никитских ворот в Москве, где Пушкин венчался, и Конюшенная церковь в Санкт-Петербурге, где его отпевали… да и на самом Богоявленском патриаршем соборе теперь красуется мраморная доска: здесь крестили великого Пушкина».

Раздражение, а по существу бешеную злобу автора не могут замаскировать ловко «передёрнутые» ссылки на самого Пушкина и митрополита Анастасия, написавшего в 1937 году очерк в поминовение «мощного пушкинского гения». Поздняев разоблачает себя такой фразой: «Трудно вообразить, даже абстрактно, чтобы он (Пушкин. — В. О.) когда-нибудь был причислен Русской церковью к лику праведников (не мучеников же!)».

Чем ответить на всю эту писанину? Пожалуй, словами митрополита Анастасия о Пушкине из того же его очерка: «Поэт и творец Божией милостию, он сам явился Божией милостию и благословением для русской земли, которую увенчал навсегда своим высоким лучезарным талантом».

Может создаться впечатление, что тщательно спланированное наступление на Пушкина не встречает должного отпора со стороны настоящих пушкинистов. Что ж, как писал еще Д. С. Мережковский, «история русской литературы есть история довольно робкой и малодушной борьбы за пушкинскую культуру с нахлынувшею волною демократического варварства». Налицо кризис пушкинистики как науки. Как преодолеть его?

Необходимо объединить в борьбе за Пушкина все здоровые силы нашей литературы. А для этого надо прежде всего отказаться от прагматически используемого «демократами», дооктябрьскими и послеоктябрьскими, жаждавшими власти и дорвавшимися до нее, лживого, а значит, и клеветнического образа Пушкина — «борца против царизма», «интернационалиста», «великого поэта (в смысле: только поэта)», «атеиста», «писателя, рожденного революцией Петра» и т.д. и т.п.

Год назад «Комсомольская правда» разразилась лицемерно-плаксивой статьей с двусмысленным заголовком «В Михайловском ничего не происходит. И слава Богу». Автор статьи Д. Шеваров захотел поведать нам о том, как «в 18-м году Михайловское громили не оккупанты (немецкие. — В. О.), а свои, революционные крестьяне». В подтверждение Шеваров приводит одну фразу из «найденного недавно дневника писательницы Варвары Тимофеевны Починковской»: она «издалека завидела, как двое мужиков и баба вывозят кирпич и железо с обуглившихся развалин дома-музея».

Автор статьи далее пишет: «Как говорят (?! — В. О.) историки, в погромах приняли участие жители Святых Гор». Позвольте вам, г-н Шеваров, не поверить. Ведь вы же сами пишете: «После Февральской революции местные крестьяне обратились с просьбой открыть всероссийский университет имени Пушкина для крестьянских детей». О таком университете что-то не слышно и сегодня, когда у власти находятся преемники тех, «февральских», революционеров.

Но не о г-не Шеварове я хотел сказать. В его статью оказались «вкрапленными» слова нынешнего директора музея-заповедника В. С. Бозырева: «У нас хотят забрать комплекс Святогорского монастыря, отдать его церкви. Это будет грустно… Православная церковь проповедует уважение к чужой вере. Вера в Пушкина — это тоже вера. Ей причастны и мусульмане, и иудеи, и атеисты». Хороший подарок преподносите Вы, Владимир Семёнович, кедровым и поздняевым. Но Вы-то в отличие от них должны понимать, что Пушкин хотел обрести вечный покой вовсе не на «территории музея-заповедника», а на святой монастырской земле.

Точно так же, как о Пушкине-«атеисте», живуча легенда о Пушкине—«борце с царизмом». Да, Пушкин хорошо видел недостатки монархического правления, но знал и то, что в России альтернативой ему может стать только так называемая «демократия» — «в её отвратительном цинизме, в её жестоких предрассудках, в её нетерпимом тиранстве». Это сказал Пушкин не только о САШ (США). Нет, он придал своим словам обобщающий смысл — прочитайте пушкинскую статью «Джон Теннер», написанную в 1836 году: «всё благородное, бескорыстное, всё возвышающее душу человеческую — подавленное неумолимым эгоизмом и страстию к довольству (comfort); большинство, нагло притесняющее общество; со стороны избирателей — алчность и зависть; со стороны управляющих — робость и подобострастие; талант, из уважения к равенству принужденный к добровольному остракизму», — разве это и не о нашем сегодняшнем дне?

Пушкин первым из русских мыслителей сделал основанный на глубоком знании истории вывод о необходимости для России своего, особенного пути развития, пути, совершенно отличного от того, каким движется остальной, «цивилизованный», мир. «Девиз России — «Suum cuique» («Каждому свое»), — писал Пушкин. И этого ему не могли и не могут простить «демократы», взявшие себе богом СКВ, а родиной — СНГ.

Владимир Орлов
Опубликовано в газете «День», 6-12 июня 1993 г., №22(102)